Слово «саботаж» я уже знаю, учительница часто так говорит Кейси. Но мне совсем не хочется, чтобы ее ругали. Я знаю, что это ей не понравится. И тогда, после занятий, она будет ходить чернее тучи, не будет со мной играть и даже спрячется в пещере. Я знаю, что пойду ее искать. Но я боюсь спускаться в ту пещеру. Там песок и я однажды застряла. «Крепко застряла», как сказал дедушка Арт. И чтобы не идти в пещеру, а отвлекаю внимание учительницы от той, кто сидит напротив меня за столом.
'Не расстраивайся, Кейси, мы запустим мишку на воздушном шарике. Но только моего плюшевого, хочешь? — робко предлагаю ей я.
«Глупая! — слышу в ответ, — Зачем твоему мишке летать? Он все равно не будет рад».
«Почему?»
«Потому что он не настоящий! Не живой, понимаешь?» — объясняет мне строптивица.
Когда она мне что-то объясняет, мне всегда кажется, что она старше. Но ее мама говорит, что мы одногодки.
«Может, и Михайло Потапычу не понравится летать на шариках…» — обиженно предполагаю я.
«Понравится!»— уверенно заявляет Кудряшка.
Да, Кудряшка. Именно так я ее называю. Называю потому, что у нее кудрявые волосы. Я не вижу их. Просто знаю…
«Почему?» — спрашиваю я.
«Потому что летать нравится всем!» — заявляет уверенный девчачий голосок.
«Ну… не знаю… Мне не понравилось».
«Потому что ты — трусиха!» — заявляет она.
Я на нее не обижаюсь. И не спорю, хоть и не трушу лететь самолетом. Просто, когда мы с дедушкой недавно летели к ним в гости, я всё время искала маму в облаках. Искала, но так и не нашла. Значит, Полина сказала неправду о том, что мама переехала туда жить. А понимать, что Полина соврала, мне неприятно. Поэтому и вспоминать о полете — неприятно. Вернее, неприятно вспоминать о разочаровании… Но об этом я сейчас не хочу с ними говорить. И объяснять никому ничего не хочу. Поэтому спрашиваю о другом:
«А как ты узнаешь, что Михайло Потапыч будет рад полетать? Спросить ведь у него нельзя».
«Конечно нельзя! — отвечает мне Кудряшка. И я отчетливо слышу ее усмешку. — Мишки ведь не разговаривают. Они только рычат!»
«Да. Михайло Потапыч сначала рычал по-доброму. Когда медвежат лизал. А потом: сердито. Когда нас заметил. Вот если ему шарики показать и послушать, как он порычит…» — размышляю я.
«Глупая! Он сначала порычит, а потом тебя съест!»
«Зачем?»
«Он же хищник! Забыла, что дед Арт сказал, когда мы его встретили?»
«Помню… А как ты на него шарики повесишь, чтоб он взлетел и порадовался?»