Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

За столом напротив сидел явный параноик. Параноик, закаленный годами ненависти к конкретным людям. Стальной блеск холодных серых глаз будто лишал воли. Михаила раздражала и манера собеседника смотреть в упор, не моргая. В течение всей беседы на матово-бледном лице «Паука» не дрогнул ни единый мускул. Даже губы почти не шевелились, по большей части оставаясь чуть приоткрытыми, пока тот говорил. Только выразительные, будто замораживающие глаза, казалось, и были на этом лице по-настоящему живыми. Новиков рассматривал своего визави и поначалу недоумевал, почему того прозвали «Пауком». Этот человек виделся Михаилу ледяной глыбой, водруженной за стол напротив с целью лишить воли, надавить и получить нужный результат. Глыбой с гривой зачесанных назад волос, густых не по возрасту и белых как у луня.

Низкий, хриплый голос этой «Глыбы» поражал сочностью, глубиной и, как ни странно, отличной дикцией. Он звучал спокойно, немного монотонно и лишь иногда — с едва различимыми нотками сарказма. И этот ровный тон входил в явный диссонанс со взглядом, заискрившимся лютой ненавистью, стоило речи зайти о Громовых.

В какой-то момент в глазах этих промелькнула шальная вспышка, а серая радужка чуть потемнела и принялась «плавиться», словно жидкая сталь. Михаил оцепенел, физически ощутив на себе смысл выражения «сковать взглядом». Он будто застрял в паутине: ни дернуться, ни шевельнуться, и был в состоянии только дышать, и то — через раз. Ощущения поразили реальностью, а всплывшая перед глазами картинка виделась такой четкой, что можно было разглядеть сложный узор паутинной сетки, напичканный бесчисленным множеством узелков, а также — прочувствовать липкую субстанцию ее «нитей». Мозг Новикова настолько вошел в транс, что «показал» и создателя своих липких пут. Огромный чёрный паук сидел в небольшом отдалении от Михаила, буравил его прожигающим взглядом красных глазок—бусинок и, казалось, был готов вонзится в плоть. Вонзиться и высосать из нее всё до последней капли.

И это бы непременно случилось, если бы не резкий звон, ворвавшийся Михаилу в уши: словно рядом что-то упало и разбилось вдребезги. Новиков моргнул и потупил взор. На столе, прямо перед ним валялась чашка с отколотой ручкой, а недопитый им кофе окрасил белую скатерть черно-бурыми кляксами.

«Паук» на пару мгновений прикрыл глаза, а потом… Потом будто растворился в воздухе. Исчез бесследно. Перед Новиковым снова восседала леденящая Глыба.

Находясь за одним столом с этим опасным человеком, Михаил вынужденно поддерживал беседу и раздумывал, за что же тот ненавидит Громовых. Почему так стремится навредить именно Кате? Чем та успела ему «насолить»?

Впрочем, Новиков не горел желанием втягиваться в их разборки, ведь и своих ему хватало с лихвой.

«Вывезу ее из страны, и этот тип до нее не дотянется», — решил было он и даже сделал попытку уйти, но был внезапно остановлен голосом матери, зазвучавшим из диктофона Жарова. Та запись не оставила Михаилу выбора…

«Одной проблемой теперь больше… Нужно переговорить с родителями», — решил он, стоило их беседе с Жаровым завершиться.

Майкл стоял у окна, в дальнем углу холла «Империала». Гостей тут было немного, основная их масса толпилась в центре и у гардероба. Через массивное, слегка затемненное стекло окна отлично просматривалась парковка «Империала», но машины сестры на ней до сих пор не было.

Новиков недовольно оглядел холл. Повсюду кучковались и сновали гости. Казалось, в огромном зале яблоку негде было упасть и его местечко у окна было единственным «свободным».

Раньше он обожал толпу. Она всегда питала его энергией. Была его стихией. Да, в ней он чувствовал себя как рыба в воде. Он мог управлять ею: когда надо успокоить, убедить в чем-то, если требовалось, заставить перед ним расступиться, если шел сквозь нее напролом.

Но с некоторых пор всё изменилось. Майкл вдруг стал остро ощущать себя в ней песчинкой. Бесправной мелкой песчинкой. Это случилось как-то в одночасье. В аэропорту, вылетая на Родину, он стоял в очереди на досмотр и вдруг почувствовал себя неуютно. Нестерпимо захотелось из нее выйти. Даже не выйти, а бежать сломя голову. С большим трудом он тогда удержался, чтобы не сделать этого. Такая реакция ошеломила его, но отойдя от шока, он смог себя убедить в том, что в его новом положении это только в плюс: ведь маленькой незаметной песчинке легче затеряться среди себе подобных. А затеряться — значило скрыться от всевидящего ока его новоиспеченного сюзерена — Лакшита Чара.

Вскоре стала ясна и причина произошедших с Михаилом изменений: Вилморт — его новое тёмное Альтер-эго — терпеть не мог массового скопления народа. Толпа нервировала чертового Вилли, будила в нем гнев. Этот цепкий ментальный захватчик каким-то неведомым способом просочился в сознание Майкла около полугода назад и с тех пор периодически вырывался на авансцену, перехватывая инициативу в намерениях и действиях своего раба. Основной эмоцией, навязываемой Новикову Вилмортом, был гнев. И с этим Михаил день ото дня справлялся всё хуже.