Вслед за Великой Богиней

Мог. Не мог не знать. И очевидно — знал. И, вероятно, история ее спрессовалась у поэта всего в две краткие строчки, возможно затем, чтобы проявиться когда-нибудь впоследствии в большой сибирской поэме или повести.

Историю петровской ревизии в Иркутске и другие сибирские истории А. С. Пушкин мог слышать от И. Т. Калашникова, сослуживца М. М. Сперанского и П. А. Словцова, потомственного, в третьем поколении, чиновника иркутской губернской канцелярии. Его отец, Т. П. Калашников, всю жизнь отслуживший в Иркутской казенной палате и в Хозяйственной экспедиции, оставил после себя записки — «Жизнь незнаменитого Тимофея Петровича Калашникова, простым слогом описанная с 1762 по 1794 год». Служба деда и отца была источником всевозможных рассказов о делах иркутских и камчатских для его многочисленной семьи в длинные сибирские вечера, когда в Иркутске главным развлечением были семейные застолья да беседы.

Иван Тимофеевич Калашников стал сочинять стихи уже в детские годы. В 1813 году за оду на изгнание врага из России он получил подарок от вице-губернатора — пятитомник лучших российских стихотворений. Под влиянием П. А. Словцова, Калашников стал пробовать свои силы в прозе. По ходатайству Словцова его этюды печатают «Казанские известия». На одаренного канцеляриста обратил внимание М. М. Сперанский, и с этого момента его карьера пошла в гору — в 1822 году по предложению Сперанского Иван Тимофеевич Калашников назначается советником Тобольского губернского правления, получает в награду за усердную службу золотые часы. А еще через год он уже служит в Петербурге в должности столоначальника Министерства внутренних дел. Заботами Словцова, Сперанского, близкого к ним петербуржца П. Г. Масальского Калашников вошел в избранное общество. На дочери Масальского Елизавете Петровне он женится, а благодаря ее брату Константину, довольно известному в те времена писателю, входит в круг петербургских литераторов. Естественно предположить, что Калашников оказался коротко знаком с дочерью своего протеже и благодетеля Сперанского — Е. М. Фроловой-Багреевой и с ее другом Александром Пушкиным. Фролова-Багреева проживала в С.-Петербурге вместе с отцом. В ее салоне собирались все знаменитости: ученые, артисты, писатели, в том числе и А. С. Пушкин, который с ней особенно дружил. В своем письме к Н. Н. Гончаровой он сам это подтверждает: «Вчера m-me Багреева, дочь Сперанского, присылала за мной, чтобы «вымыть» мне голову за то, что я не исполнил формальностей — но, в самом деле, у меня не хватает сил. Я мало езжу в свет». Из текста письма следует, что Фролова-Багреева присылала за Пушкиным, потому что он не появился в ее салоне накануне, как следовало. Ее отец Сперанский имел слабость талантливых людей держать от себя поблизости. Так, другой тоболяк, будущий декабрист Г. С. Батеньков, после перевода в С.-Петербург и до самой ссылки проживал в доме М. М. Сперанского. Возможно предположить, что Сперанский на первом этапе карьеры другого своего любимца — Калашникова не изменил своего обыкновения и по отношению к нему.

Вышесказанное способствовало не только литературным успехам Калашникова, но и расширению его светских и литературных знакомств. Во всяком случае, Пушкин в начале апреля 1833 года пишет ему как совершенно старому знакомому: «Вы спрашиваете моего мнения о «Камчадалке». Откровенность под моим пером может показаться Вам простою учтивостью. Я хочу лучше повторить Вам мнение Крылова, великого знатока и беспристрастного ценителя истинного таланта. Прочитав «Дочь Жолобова», он мне сказал: «Ни одного из русских романов я не читывал с большим удовольствием». ’’Камчадалка», верно, не ниже Вашего первого произведения. Сколько я мог заметить, часть публики, которая судит о книгах не по объяснению газет, а по собственному впечатлению, полюбила Вас и с полным радушием приняла обе Ваши пьесы».

Подробнее о жизни и литературном наследии И. Т. Калашникова можно прочитать в первом томе «Очерков русской литературы Сибири», изданном в 1982 году Институтом истории филологии и философии Сибирского отделения АН СССР.

Верста двадцать четвертая ОЙ ВЫ, КОНИ БУРЫ-СИВЫ…

Предо мною конный ряд;

Два коня в ряду стоят,

Молодые, вороные,

Вьются гривы золотые…

П. П. Ершов.

Конек-горбунок

Из всех загадок, искусно упрятанных Пушкиным между строчек «Сказки о царе Салтане», торговля «донскими жеребцами» задала работы более других. Никак не согласовывались донские жеребцы с версией о сибирских корнях «Сказки». В отличие от других корабельщиков, из ответов торговцев конями не следует, что они родом из Салтанова царства: