Вслед за змеями

– Ты собирался ее спасти? – Против воли голос дрогнул от надежды, хоть Марья и знала, что надеяться на кого-то глупо. Особенно на тех, кто однажды уже обвел ее вокруг пальца. – Тогда помогите мне! Мне нужно найти браслет, и тогда Полоз вернет Ане тело, и…

Старик наклонился над столом и коснулся ее пальцев, и Марья тут же подавилась словами, словно язык онемел. Она даже не удивилась, когда он тихо сказал:

– Я собираюсь ее убить. Прости, Марья.

Еще вчера она обмякла бы, обессилев и потеряв надежду. Но сейчас в ней надломилось что-то, осыпалось со звоном, и не сразу Марья осознала, что по незримому ледяному кристаллу, который успокаивал ее, защищал – от самой себя, – прошла трещина, такая же глубокая и черная, как по небесам.

Марья задержала дыхание, словно и вся толща горы должна была рухнуть и погрести ее под собой, но нет – пока монстр притих, прикрыл глаза, только уши чутко вздрагивали, выдавая напряжение.

Держи себя в руках, Марья. Будь спокойна, Марья.

Ты же не хочешь его разбудить?

Марья резко выдохнула и улыбнулась, прямо встречая виноватый, сочувственный взгляд старика.

– Я не позволю. И наживкой не буду.

Она резко поднялась, с грустью подумав, что стоило сначала поесть, а потом уже разговаривать, но и дальше оставаться за одним столом с этим лицемером она не могла.

– Хозяйка, позволишь остаться? – с вызовом спросила Марья, готовая выгрызать согласие даже в прямом смысле слова. Но Медной горы хозяйка кивнула, малахитовые шарики глаз на мгновение потемнели, словно она веки смежила.

Со скрежетом позади Марьи разошлись расписные стены, открывая новые покои, мерцающие фиолетовым и зеленым. Пара кошек тут же начала виться у ног Марьи, мяукать в унисон, и она наклонилась, покорно почесала одну из них за ушами. Прежде чем уйти, отвесила издевательский поклон старику.

И только когда за ее спиной стена снова сошлась воедино, Марья позволила злости и обиде взять над собой верх.

* * *

Когда проход за Марьей закрылся, старик устало уронил голову на руки. Пока все шло по плану, но это его не радовало. Долг, возложенный духами, выматывал, вытягивал душу, а вместо нее копилась темная вязкая ненависть к себе самому – и за малодушие, что не хватает решимости почтительно следовать велению духов, и за то, что вообще следует.

Андар хотел коснуться его, утешить, но замер, ладонь так и застыла в воздухе в паре сантиметров от его плеча. Было б легче, если б он ненавидел. Но дух, лишь смутно помнящий, что когда-то он был человеком, не мог ненавидеть шамана. Или того, кому шаман велел подчиняться.

– Разве не лучше было ее утешить? – Хозяйка, как ни в чем не бывало, почесала под подбородком одну из кошек, самую крупную. Та довольно задрала мордочку, выпустила и тут же втянула антрацитовые когти. – Теперь она тебе не доверяет.

– Я не могу ей лгать, – сдавленно признался он. – Не прямо в глаза.

– Вот как? – Мумия задумчиво щелкнула зубами, перебросила тяжелую косу на грудь и принялась переплетать ее. Мшисто-зеленые ленты сами собой возникали под ее пальцами и перевивали угольно-черные пряди. – Ты пришел ко мне и рассказал о тени, что нависла над миром. О том, что тебе нужна девочка, которую заполучил Полоз, чтоб эту тень остановить. Попросил помощи и приюта. А теперь не находишь сил лгать ради того, чтоб мир уберечь?

«И не находишь ли силы, чтобы лгать мне?»

Непроизнесенные слова повисли в воздухе, и кошки напряглись, угрожающе заворчали, стекаясь к скамьям.

Старик остался спокойным. Он уже слишком устал, оправдывая сам себя, чтобы оправдываться еще перед кем-то.

– Это не важно, хозяйка. Она здесь, и этого от нее достаточно. Ее согласие мне не нужно.

Если бы на лице хозяйки еще могли отражаться эмоции, она б улыбнулась. Но ей остался только голос, и он звенел и переливался сотней интонаций, подчиняя и лишая воли.

– И не это ли тебя гнетет? Твоей совести было бы спокойнее, если б она сама положила голову на плаху, не так ли?

– Моей совести было б спокойнее, если б я погиб в Нави.

Мумия расхохоталась, и ее мелодичный смех не вязался с желтыми крупными зубами, они щелкали кастаньетами, когда она говорила.

– Тогда спрячь ее, чтоб она осталась чистой, – посоветовала хозяйка, – и выполни уже свое обещание. Это Полоз может верить в неуязвимость своего мира, а мне ведомо, что на нижних ярусах разрастаются ядовитые травы и серые мхи. Корнями они крошат камень, и скоро гора пошатнется. Долго ли тогда продержится твое небо, служитель духов? И что тогда случится с твоим миром?

Старик промолчал.

Он и сам не знал.

13 Отмеренно е и заслуженное

После вспышки злобы, когда она металась меж стен, как безумная птица, Марья заснула, опустошенная и обессиленная. Покрывало на кровати переливалось мягким шелком, но не грело. Мозаики на стенах слабо мерцали, едва разгоняя темноту, и во сне Марья вздрагивала от холода. Ей снова снился ледяной терем и его хрустальная колыбельная, но теперь мелодия то и дело обрывалась или срывалась на визг и скрип. Ледяное кружево таяло, падая мелкими и частыми каплями. Черными – как вода с волос Ани.