Вслепую

Мы создаём государство. Те громадные камни, которые каторжники достают из моря, станут фундаментом этого государства, а, следовательно, его литературным достоянием. Общественное достояние? Нет-нет, я ничего не подделывал, лишь несколько изменил. А как иначе? Письма и прокламации, написанные кровью в блокноте с переплётом из кожи кенгуру — кошмары. В самом начале времен литература ещё запачкана землёй и кровью, пропитана их запахом. История Ромула и Рема. С течением веков, бумага переходит из рук в руки, как деньги, и, боясь быть измятой, теряет свой запах, бледнеет, но остаётся вполне презентабельной, тут же слагаются легенды о бандитах, затем легенды становятся коммерческими уловками, вполне выгодными торговыми предприятиями и чьим-то заработком, легальным и нет, не исключаю, тех же самых бандитов.

Понять разбойника способен лишь полицейский. Точно так же, как чувствуют китов охотники, мечущие в них гарпун. Итак, 21-го мая 1828-го я становлюсь констеблем полиции Оатлэндса, особой зоны с повышенной криминогенной обстановкой. Вот подтверждающий моё вступление в должность аттестат. В Ричмонде я лично арестовал Шелдона, которого никто не решался трогать, он настолько ошарашен, — ведь кто-то решился заломить ему руки за спину, — что даже практически не оказывает сопротивления. Я одного за одним отлавливаю этих бандитов: леса, горы, природой сформированные препятствия, сероватые стены, папоротники, взрезающие свинцовое небо. Я умею охотиться, потому что сам всегда был объектом охоты и травли, я знаю, куда ведёт отчаявшегося беглеца инстинкт самосохранения, я знаю, где поспешит укрыться преследуемое мною животное и ожидаю его загодя у норы, куда оно устремляет все свои помыслы. Я — тюремщик Дахау? Надзиратель Голого Отока?

В Хобарт я привёз шестьдесят беглецов. Посаженный на цепь пёс, следящий за рассованными по клеткам волками. Мы ножами прорубаем себе просеку в джунглях: темные уголки лесов, ручьи и потоки, поляны выступают из незапамятного мрака и обретают имена. Мы стараемся приручить, одомашнить неизведанный доселе край, метками фиксируя имена во спасение: Джордан Ривер, озеро Тибериас… Каждая кровавая история для чего-то служит началом, купелью крещения, что-то рождается и выходит из сумерек, чтобы затем погрузиться в новые сумерки. Долина Убийств, Висельная площадь… Во время тех засад и охоты в Кемпбелл-Тауне близ Элизабет Ривер я встретил… нет-нет, не Марию. Нору. Я не знаю, отдаёте ли Вы себе отчёт…

77

Вот почему тема его дипломной работы — «Аргонавты», я только потом это понял. Защита в Пизе, красный диплом, блестящие рекомендации, честь и хвала, право печататься. Тогдашний (а может, лишь сегодняшний?) товарищ Блашич. Он же написал курсовую об одном интересовавшем его мифологе, гораздо более позднем и менее известном: вышла злобная низкокачественная брошюрка об отсталом эрудите. Подмигивая, он рассказывал мне о том, что, убив своих детей, Медея однажды встречает постаревшего Ясона, прощает его, омолаживает с помощью магии и опять забирает его себе, красивого и, как прежде, ненадёжного. Понятно? Таков ход вещей. Предательство, побег, братоубийство, претерпленное унижение в Коринфе… Она отвергнута всеми, в первую очередь, её ненаглядным Ясоном, стоившим ей стольких жертв, она уничтожает своих детей, душит в себе чувство материнства…, — всё забыто. Нет, не забыто, просто встроилось в цепочку воспоминаний. Заново. В постели тоже всё меняется: годы берут своё, но, прибегнув к некоторым уловкам, лицо можно подкорректировать, грудь подтянуть, а увядший член заставить с былой мощью работать на благо обоих. Вот он внутри несколько обветшалой, но по-прежнему привлекательной пещеры, влажной полости, слегка сморщившейся и поредевшей, однако всё ещё вызывающей трепет и сочащейся. Он в лоне её, там, откуда начались все беды, бред, обман, спуск в Аид. Теперь же будто и не было ничего. Всё сначала… Мария выходит из болот дельты Стикса, в котором я её утопил. Три года в югославских тюрьмах при Тито, затянувшееся пребывание в палаточном лагере Силос в Триесте, вместе с другими беженцами. Наконец, Мария тоже стала экспатриаткой и прибыла на незнакомую австралийскую землю, эмигрировала сюда, на юг.

Очередные временные поселения для беженцев, бесцветный ад… Мария нашла работу в агентстве по электроснабжению: там были одни триестинцы, поэтому говорить приходилось на родном ей диалекте. Потом она стала трудиться в одной транспортно-логистической фирме в Хобарте. Я увидел её в той остерии, её осунувшееся, но неукротимо благородное лицо… Она представляется именем Нора. Многие попавшие сюда, в Австралию, меняют имя и фамилию. Мне самому было бы странно называть её Марией. Хотя…

78