Вспоминай – не вспоминай

Манька появилась совершенно случайно. Стояла глубокая осень, самое тяжелое время — все запасы съедены. И вот однажды, когда мы укладывались, кто-то постучал в окно… В дом вошли двое молодых парней в сапогах и брезентовых плащах с капюшоном, промокшие, грязные. Они внесли в дом несколько мешков, в которых что-то бряцало. Оказалось, ребята эти приехали из областного центра, рабочие. Они привезли молотки, грабли, лопаты, серпы, ножи и всякий сельскохозяйственный инвентарь. Все это предназначалось к обмену на продовольствие. Они попросились на постой. Со своим скарбом уезжали в ближайшие деревни, выменивали свое железо на пшеницу, пшено, картошку — кто что даст — и все это потом увозили на свой завод, для рабочих. (В то время голод косил людей, как мух.) И вот однажды, после долгого отсутствия, они, изможденные, промокшие насквозь, ввалились в дом. Мать согрела им кипяток на примусе. Когда они чуток просушились, который постарше сказал:

— Мы выменяли корову. На ней одна кожа да кости. Довести сюда не смогли, в километре от городка корова упала посреди дороги… Если она еще не сдохла, попробуйте вы ее поднять — корова будет ваша.

Это был шанс выжить. Всей семьей мы кинулись за город. Дождь, не переставая, хлестал по лицам, швырял горстями… Шлепаем в темноте по разъезженной дороге. Отец ругается матом, но остановить мать нашу уже было невозможно: она так загорелась этой неожиданной возможностью заиметь собственную корову, целую корову!.. Наконец в темноте различаем какой-то холмик, подходим ближе — корова. Лежит, распластавшись посреди дороги, голова запрокинута, еле дышит. Не раздумывая, мать набрасывает веревку на рога.

— Что стоите?! — орет она. — Берите корову за хвост. — И мужу: — Я буду тянуть за веревку, а ты — за рога.

Хотела было начать хлестать веревкой, вдруг передумала и сунула свою ладонь корове в пасть. Животное с охотой стало сосать мамину руку.

— Манечка! — говорит мама. — Вставай! Прошу тебя… — И так легонько подхлестывает ее веревкой, совсем не больно.

Корова, видно, немножко отдохнула, пытается встать, но ноги ее разъезжаются в стороны, скользят; она валится на землю, в огромную лужу…

— Стоп! — командует мать. — Пусть отдохнет. Теперь так: берите ее за хвост, надо помочь животному — видишь, на ней кожа да кости выпирают на животе. — И снова сует Маньке свою ладонь.

Дождь, не переставая, хлещет как из ведра, но мы его не замечаем, стоим вокруг коровы, ждем. Жалко, конечно, ее. Живое существо, шея облезла, ни капельки шерсти, бока впалые, глаза молящие, будто просят о помощи.

С третьей попытки корова встала. Все-таки удалось ее поднять — хором орали: «Стоять!» — подпирали ее с двух сторон, чумазые, как черти, удерживаем Манечку в вертикальном положении. Но тронуть ее с места боимся.

— Так, — говорит мать. — Я легонечко потяну веревку, а вы не отходите, так и подпирайте с двух сторон.

Прежде чем натянуть веревку, мать снова сует свою ладонь. Манька берет ее и давай сосать, да так усердно, что мама вдруг рассмеялась.

— Ты чего? — спрашиваем.

— Щекотно-оо! — и смеется больше от счастья, чем от щекотки. Потому что, если удастся довести Маньку до дома и выходить ее, значит, появится шанс спастись от голода.

И вот мама начинает медленно-медленно вынимать свою ладонь из пасти коровы, и — о чудо! — Манька делает полшажка за ней. Останавливаемся — передышка. Манька продолжает сосать мамину ладонь. Потом еще шаг, второй, третий… Подпираем Манечку с двух сторон: я с Ильей с одной стороны, отец и старшая сестра — с другой. Мало-помалу, шаг за шагом, ни на секунду не меняя сложившуюся композицию, счастливые, не обращая внимания на потоки воды, льющиеся на наши бедные головы, ведем, как невесту, нашу Манечку. Скользим по лужам и уже согреваемся от коровьей шерсти. (Первая польза!)

К утру добрели к дому. У нас во дворе был свой сарайчик, туда еле-еле и ввели Манечку.

К рассвету черные тучи, опустошив себя дотла, наконец успокоились — дождь прекратился. Меня и старшего брата мать сразу послала на речку искать какую-никакую травку.

— Рвите любую, все, что осталось с лета, и мох на скалах, — так говорила наша мама. Она была в семье главой, генералом. Она спасала нам жизнь. А с Манькой, конечно, намучились — всю зиму поднимали ее с помощью соседей, и на веревках стояла, все старались, чтобы хоть днем не ложилась, потому что потом поднять ее не было никакой силы…

…А ранней весной, как только появилась первая травка, Маня стала быстро набирать силы. Мы выводили ее к речке, там она паслась, на глазах здоровела, а потом пошло молоко! Ведрами. Мать, счастливая, бегала по двору с ведром молока, черпала кружкой, угощая всех соседей молоком. Потом в доме появился сепаратор, вместе с ним и масло, и творог, и сколотина, когда Манька отелилась. Мы полюбили этого маленького теленочка и назвали его Попрыгунчиком…

И зажили мы широко: два раза в неделю мать продавала на базаре масло, молоко. Люди стояли в очереди — молоко Маньки оказалось высокой жирности.