Вспоминая Эверли (ЛП)

— В любом случае, — говорит подруга, явно двигаясь дальше со своей шпионской историей. — Он здесь на секретной миссии, и его цель — оставаться, как можно дольше инкогнито. Не вызывая подозрения. Вот, почему он так терпелив в баре. Поднять руку… вызвать? Мгновенно кто-то запомнит его лицо, потому что он был придурком.

— Твоя история отстой, — говорю я, показывая ей большие пальцы вниз.

— О, а твоя нет? Пума? Серьезно? Попробуй что-нибудь оригинальное в следующий раз!

— По крайней мере, теперь ты знаешь, что можешь затянуть это дерьмо, — смеюсь я.

— О, пожалуйста, нет ничего моего, что не было бы крепким.

— Грубо. Просто отвратительно, — говорю я, закрывая рот, будто кляпом.

Мы так вовлечены в наш разговор, что я едва замечаю, как кто-то подходит к нашему столу, пока не смотрю вверх и не вижу, что одиночка из бара преодолевает последние шаги к нам.

У меня мгновенно краснеют щеки, зная, что мы только что обсуждали его без его ведома.

Он улыбается и произносит что-то по-французски. Я хихикаю, как глупая школьница, и отвечаю по-английски.

— Извините, я не говорю по-французски.

— Американка? — спрашивает он.

Я просто киваю.

— Мои извинения. Я просто хотел спросить, могу ли я купить тебе выпить.

У меня мгновенно живот становится комком нервов, когда все оживает, танцует и трепещет внутри. Я смотрю на Сару, которая посылает мне кивок, а взгляд говорит, что если я скажу «нет», я буду абсолютной дурой.

— Конечно, но сначала у меня к тебе странный вопрос.

— Ну, конечно, — любезно соглашается он.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — спрашиваю я.

Парень немного смущен моим вопросом, поэтому после краткого объяснения он кивает головой и отвечает сначала на французском языке, пока он пытается найти английские слова.

— Налоги, — наконец, отвечает он, ища что-то более конкретное. — Я —…бухгалтер.

Я ловлю выражение лица Сары уголком глаза, когда она качает головой и молча произносит слово «шпион». Я борюсь с желанием закатить глаза.

Во что я только что ввязалась?

Глава 14

Август

Я ненавижу деловые обеды.

Из простого удовольствия от еды уходит вся радость.

Вместо того чтобы есть у себя за столом или сбежать из офиса, я, как обычно, позволяю Тренту втянуть меня в еще один из его клиентских обедов, где он заставляет меня танцевать, как пони, и делать то, что он делает лучше всего.

Спрятать свою задницу.

Этого достаточно, чтобы у меня пропал аппетит.

Единственное преимущество этих деловых обедов в том, что Трент всегда платит, а еще присутствует много алкоголя. Возвращение в офис со здоровым гулом в голове всегда делает остальную часть дня более быстрой.

Это также помогает забывать… все. И в последнее время я наслаждаюсь ощутимым чувством абсолютного забвения. Воспоминания шли быстрее, каждое случайное и разной продолжительности, но они толкают меня дальше и дальше по пути самоуничтожения.

Я всегда знал тип человека, которым являлся, но теперь видел его на собственном опыте. Наблюдал, как воспоминания о моем прежнем «я» падают от благодати, а мое будущее падает на обочину.

В ночь перед этим моя память словно заблокировалась. Эверли. Теперь я понял. Трент стал менее деловым партнером и более злым повелителем через годы, подталкивая мою паранойю, пока жадность не привела меня в замешательство. Я чувствовал страх в своих мыслях, когда поставил замок на место и ушел.

Так много ошибок.

В конце концов, я понял после нескольких долгих ночей, когда воспоминания снова и снова повторялись в моей голове, насколько пренебрегал своими давно потерянными друзьями — водкой и бурбоном. Они были спокойны, не задавали много вопросов, и мне всегда нравилось чувствовать себя без суеты. Также они притупили воспоминания.

Это было комфортно, то, что мне требовалось в последнее время.

И была единственная дружба, которую я заслужил.

Я потерял счет того, сколько раз звонила Магнолия, ведь я не был с ней с нашей единственной ночи вместе. Попытайся я тогда избежать этого, я не стал бы тем человеком, которого боялся — тем, кто принимает все и с небольшим раскаянием.

Только у меня было раскаяние. И чувство вины, сожаления и боли.

Но я решил ничего не предпринимать.

Я мог бы ответить на ее телефонные звонки, извинившись за то, что не тот человек, на которого она надеялась. Мог бы закончить все цивилизованно в силу своего возраста.

Вместо этого сделал еще глоток из бутылки снова и снова, желая, чтобы я мог вернуть время вспять.

Мужчины, такие как Трент, хозяева удачи и славы, думают, что они владеют миром своими богатствами и смешными заявлениями банков. Они бросают деньги, будто это бумажки, и смеются над чужими несчастьями, потому что они не могут понять, что ходят в чужой обуви. Деньги остаются конечным товаром, и они правят им — принадлежат ему и полностью доминируют над ним.

Но если бы вы посмотрели вокруг, и увидели старого и умирающего человека, прощавшегося с больной женой после восьмидесяти лет брака, всегда было бы одно желание людей больше, чем деньги.

Одна вещь, которую они желали всем сердцем.

Время.