Вспоминая Эверли

Новость о ранении Августа быстро доходит да наших друзей, и они сильно поддерживают меня. Осмотревшись в комнате, полной цветов и открыток, я чувствую тепло и любовь. Как все меняет один год.

Как мы все изменили.

Вместе.

Около полуночи в палату проскальзывает медсестра, чтобы проверить показатели Августа, и видит мою неизменившуюся с ее последнего появления позу. Через пятнадцать минут она возвращается с подносом, заполненным едой, и содовой.

— Поешь, дорогая, — призывает она. — И попытайся немного отдохнуть.

— Не могу не смотреть на него, — признаюсь я, посмотрев на нее глазами, полными слез. — А если я буду нужна ему?

Ее заботливая улыбка немного согревает, когда женщина присаживается на стул в углу, позволив ногам немного отдохнуть. На ней забавные тапочки, которые часто носят медсестры. Они выглядят, как смесь клоунских ботинок и датского стиля. Женщина уставшая, с темными кругами под глазами, возможно, из-за ночной смены, а ее начавшие седеть волосы искусно собраны в строгий пучок. Ее униформа в стиле Hello Kitty, кажется, делала ее моложе. Такую раскраску мог выбрать ребенок, а не медсестра, которой, вероятно, под шестьдесят.

— Я слышала, что с ним случилось, — говорит она, и ее взгляд перемещается на неподвижное тело Августа. — Он поступил храбро.

Я только киваю. Это все, что я могу сделать и при этом сдерживать рыдания.

— На протяжении следующих несколько недель ему будет необходима помощь. Пулевые ранения заживают медленно.

— Я буду рядом с ним, — говорю я.

— Хорошо. Тогда поешь, — настаивает женщина. — Ему нужно быть сильным. Как и тебе. Ты не сможешь заботиться о таком большом мужчине с пустым желудком. А оставшееся время ты можешь уделить своему мужчине. Идет?

Посмотрев на поднос с горячей едой, который она принесла, я слышу бурчание своего желудка и понимаю, что прошло больше двадцати четырех часов с тех пор, как я ела в последний раз.

— Да, мадам, — отвечаю я.

— Хорошо, тогда. Я вернусь позже, чтобы вас обоих проверить, — произносит медсестра, поднимаясь на ноги.

Она лениво потягивается, и у нее хрустят несколько костей, когда женщина идет к двери. Подмигнув мне, она исчезает.

Не знаю, сколько часов прошло с тех пор. Казалось, они слились друг с другом. Съев немного булочки и лазаньи, я уснула, вскакивая каждые полчаса — воспоминания в прошедшем дне наваливались с новой силой.

Я прикасаюсь к Августу, убеждаясь, что он все еще там — передо мной, я могу его коснуться, а потом снова отключаюсь.

Скоро мы снова будем вместе.

— Скоро, — шепчу я самой себе, когда у меня глаза закрываются.

***

Дневной свет проникает в комнату через больничное окно, когда я открываю глаза и осматриваюсь. Как и каждый раз, когда я просыпаюсь после проникновения Трента, моя память вернулась.

Вернулась в тот момент, когда он позвонил в дверь.

Вернулась в тот момент, когда он угрожал Августу, если не отвечу.

Вернулась в то мгновение, когда он выстрелил, направляя обжигающе горячую пулю в грудь Августу.

Паника.

Все вернулось.

— Шшшш, я здесь, — голос Августа прорывается сквозь шум у меня в голове.

Я поднимаю взгляд и вижу его прекрасные карие глаза.

— Ты очнулся, — с облегчением выдыхаю я.

— Да, — любимый слабо улыбается.

Он бледный, а под глазами залегают тени. У него голос хриплый, словно мужчина провел ночь на концерте, перекрикивая громкий шум, а не лежал без сознания в тихой больничной палате.

Но ничто из этого не имеет значения.

Потому что он жив.

Это так прекрасно.

— Август, — зову я, и голос срывается, а слезы бегут по щекам, повторив путь пролитых мною раньше.

За прошедшие двадцать четыре часа я выплакала много слез.

Это слезы радости. Слезы облегчения — потому что мы, наконец, стали свободными.

— Ты напугал меня, — шепчу я. — Мне было так страшно.

— Ты больше никогда не должна бояться.

И это была истинная правда. За годы, когда мы снова и снова теряли друг друга — из-за алчности, потери доверия, и еще тысячи других воспоминаний, разбросанных по ветру. Но наша любовь никогда не уступала. Мы никогда не сдавались, и теперь мы вместе.

Мы так много раз были потеряны друг для друга. Но теперь мы нашлись.

Наконец.

Эпилог

Эверли

Три года спустя…

— Эй, начальница! Нам нужно еще ореховых брауни! — орет Труди из-за стойки регистрации, возвращаясь к тихому бормотанию своего популярного списка из сорока песен.

У нее огромный живот подпрыгивает туда-сюда, пока девушка танцует, вызывая улыбку на моем счастливом лице.

Мы сделали это.

Как этому месту, которое я называла домом, годами грозило закрытие, так и я смогла сделать невозможное. Это заняло время, кучу сбережений и откладывание нескольких вещей, включая возможность завести семью, но одно желание я официально могла вычеркнуть из списка.

Теперь я сама себе босс.