Вспоминая Эверли

— То незначительное? — спрашивает Август, и его взгляд становится любопытным, когда мы садимся на кровать, и наши ноги переплетаются под теплым одеялом.

— Да. Что ты делал тогда? — спрашиваю я.

— Я был на работе, — говорит мужчина. — Стены содрогнулись, но к тому времени, как я смог забраться под стол, уже все пошло. Я едва вспомнил, что надо делать — у меня же не было воспоминаний о прежних землетрясениях.

— Ты испугался?

— Да, на мгновение, — честно отвечает он, и наши взгляды встречаются. — Я думал о тебе — где ты могла оказаться. В тот момент, когда земля покачнулась, я мечтал о тебе, желал тебя.

— Я тоже была на работе, — поясняю я. — И помню, как Труди сказала, что когда наступит конец, она хотела бы оказаться рядом с кем-то особенным. И меня осенило, потому что в тот момент я не думала о Райане. Я думала о тебе. Даже тогда, в разгаре подготовки к свадьбе и моей вере в то, что ты возненавидел меня за все, чего я тебя лишила. В то последнее мгновение я знала, что ты — единственный человек на Земле, к которому я тянусь.

Я притягиваю его ближе.

— Я все еще хочу положить к твоим ногам мир.

— А я все еще хочу только тебя.

***

— Сколько здесь кассет, — стонет Август, посмотрев на множество коробок с маленькими черными кассетниками, которые мы сохранили в доме.

Большинство засунуто в шкафы и давно забыты по ненадобности.

Но некоторые разбросаны по всему дому — в кухонных ящиках, раскиданные по кабинету. Одну кассету мы даже нашли в аптечке в гостевой ванной.

— Думаешь, я сделал это нарочно? — спрашивает Август, смотря на задачу чудовищных масштабов. — Везде их разбросал?

— Я бы не удивилась, — отвечаю я. — Ты был ужасным параноиком, и вероятно, не без причины. Если ты собирал доказательства против Трента, ты сделал бы все возможное, чтобы защитить меня — включая странные методы, пряча эти доказательства.

— Ну, это определенно странно, — соглашается любимый, схватив коробку и водрузив ее себе на плечо, и направляется к импровизированной проявочной.

К счастью, пленка была довольно современной, поэтому наша работа была простой — только громоздкой. Для просмотра фильма проявочная нам не понадобилась, но просмотровый стол, который купил Август, помог. Плюс он приобрел несколько луп, которые сделали нашу работу еще проще.

Такое чувство, что мы ищем иголку в стоге сена. Через несколько часов поисков мы оцениваем масштаб работы.

— Что, если я ошиблась? — спрашиваю я, принимая поражение, и сажусь в кожаное кресло, издавая стон из-за прострелившей спину боли.

— А что подсказывает тебе интуиция? — спрашивает Август, наклоняясь за очередным бесполезным футляром с пленкой.

— Что оно здесь, — отвечаю я. — Где-то.

— Тогда мы продолжаем искать.

Мы заказываем тайской еды и продолжаем тщательно просматривать пленки. Иногда трудно сосредоточиться, видя, как оживает наше прошлое на черно-белых листах пленки. Почти на каждом, хотя, мы останавливаемся, и я делюсь воспоминанием с Августом: пикники, поездки в Мьюирский лес¹², и давно прошедшие дни рождения.

— Что насчет этого? — с интересом спрашивает Август, протягивая мне лупу.

Наклонившись, я чувствую горячее прикосновение его руки к нижней части моей спины, где он нежно потирает мои болевые точки.

Хмурясь, я склоняю голову набок и пытаюсь вспомнить фотографии, о которых он спрашивал. Их было тяжело понять, как и всю отснятую пленку. Но обычно я могла ухватиться за что-то на заднем плане — местность или знакомый символ, которые помогли бы мне сделать выводы, где было сделано фото.

Но эти снимки совершенно незнакомы мне.

— Я раньше этого не видела, — отвечаю я, все еще глядя на призрачную фигуру, появляющуюся почти в каждом кадре.

— Но они — твои, — произносит Август, склонившись, чтобы еще раз взглянуть.

По-видимому, я перегибалась через палубу и заглядывала в ярко-синий океан. Это происходило много лет назад, когда мы с Августом не очень тесно общались.

— Должно быть, ты сделал их, когда я не видела, — размышляю я, вспоминая, сколько часов провела там.

Ветер хлестал по лицу, а я желала, чтобы Август присоединился ко мне — обернул вокруг меня свои руки и утащил обратно в дом.

Но он не пришел. Я всегда предполагала, что ему было все равно.

Но я не знала, что он тоже был там, желая обнять меня.

У нас была ужасная жизнь.

Теперь мы получим шанс исправить ее.

Не знаю, сколько еще пленок мы нашли с того времени, когда Август снимал меня во время нашего отчуждения, и мы были практически незнакомцами, живущими в одном доме. Это заставило меня осознать, насколько драгоценной была наша любовь — как сильно она нуждалась в поддержке.

Без общения, без доверия — мы были никем.

— Святое дерьмо, думаю, я что-то нашел, — почти кричит Август, схватив меня за руку, и тащит, чтобы я увидела то, что он обнаружил.

Кроме живописных пейзажей или наших улыбающихся фото разной давности, я вижу документы. Тонны и тонны документов.

— Что это? — спрашиваю я, взяв увеличительную лупу.

Стоящий рядом Август делает то же самое. У него сужаются глаза, когда мужчина пытается разобрать мелкий шрифт.