Вспоминая Михаила Зощенко

В начале тридцать восьмого года я стал заведующим художественной частью детского журнала "Чиж". Этот славный журнал был создан большим коллективом прославленных авторов: С. Маршак, В. Лебедев, Н. Тырса, В. Бианки, Д. Хармс, А. Пахомов, Евг. Чарушин, Ю. Васнецов... Радостно было общаться с этими людьми. И вот время от времени в "Чиж" стал приходить Зощенко и стали появляться его короткие рассказы. И как-то сразу же мне пришлось прибегнуть к помощи Михаила Михайловича. Я придумал сюжет рассказа в картинках: одному немецкому мальчику поручили доставить на пароход революционные книжки, и ему удалось уйти от преследования полицейской собаки вот таким хитрым способом он переобулся на ходу, на улице, в чужие башмаки, после чего ищейка пошла по ложному следу.

Редактор журнала Р. И. Жуковская сказала, что для этой довольно сложной истории требуется дать очень простой, ясный текст. Я побежал к Зощенко. Он стал внимательно разглядывать рисунки А. А. Успенского, а я - его рабочую келью. Ни соринки, ни клочка бумаги, идеальный порядок на его изящном бюро с ящичками, за которым привык работать. Железная кровать застелена ворсистым серым одеялом ("Как у Чехова", - подумал я), а над изголовьем - прелестная акварель К. Рудакова.

Приходилось слышать, что Михаил Михайлович не любил художников-иллюстраторов. Это неверно. Он опасался банальности, фотографизма - это так, но к мастерам иллюстраторам относился с большим уважением. Выделял острого насмешника Бронислава Малаховского, Н. Муратова, Ю. Васнецова, преклонялся перед Н. А. Тырсой, В. М. Конашевичем. За годы знакомства с Зощенко я приметил, что он никогда не делал замечаний своим иллюстраторам, соблюдая редкую деликатность. Помню, как он любовался чудесными рисунками Ю. Н. Петрова к своим рассказам в "Чиже"... Пришлись ему по душе и рисунки А. Успенского к "Приключениям мальчика Генриха" (так предложил назвать Михаил Михайлович нашу историю в картинках). Текст он написал быстро и хорошо. До сих пор помню его концовку. На рисунке изображен толстопузый шуцман, ударом сапога поддавший ищейке, которая упустила умницу Генриха. И подпись: "Эй, толстый фашист, не бей собаку, она не виновата!" Эта наивная реплика (как бы от лица негодующего маленького читателя) ставила прекрасную точку - в ней было столько правды!

Чаще всего Зощенко появлялся в "Чиже" без всякого предупреждения: гулял, мол, в садике у Русского музея и решил заглянуть... Да, кстати, детский рассказик написал. Он устраивался поудобнее на нашем диване, иногда рядом с Хармсом, и говорил: "Нет-нет, читать я не буду, пусть прочитает кто-нибудь из вас, а я, может, примечу какие-нибудь огрехи..."

Писательский труд Михаил Михайлович всегда почитал важным, ответственным и далеко не легким делом. Как-то один литератор расхвастался ему при встрече:

- А все-таки вдохновение - великая штука! Вчера я сел и накатал за один вечер рассказ. И, знаете, вполне приличный рассказец получился!

Было видно, как это покоробило Михаила Михайловича.

- К сожалению, не могу вас понять, - сказал он сквозь зубы. - Приличным может быть топор, пиджак... Но рассказ приличный - это нелепость. К тому же приличие - двоюродная сестра посредственности и скуки. Это еще древние греки знали...

Все мы в годы войны не раз вспоминали Зощенко, перечитывали его рассказы, дошел до нас и успех его "Рогульки". А в сорок третьем году, таком тяжком для Михаила Михайловича, мой друг, фронтовой поэт Михаил Дудин, посвятил ему свой только что созданный цикл стихотворений "Сентябрь". Там были строки:

...Я снова все переиначу,

Как думаю и как хочу,

Перестрадаю, переплачу

И дань тоске переплачу.

Уже в ту пору между Зощенко и Дудиным сложились сердечные, искренние отношения, и Дудин стал для Михаила Михайловича просто Мишей. В сорок четвертом Зощенко вернулся в Ленинград. Он написал для нашей фронтовой газеты рассказ, мы стали встречаться и однажды затащили его в гостеприимный дом редкостной умницы, нашей блокадной подруги Наташи Владимирцовой, сестры известного композитора. Едва переступили порог, как она воскликнула, увидев Зощенко:

- Бог ты мой, да это ж Миша пришел!

Оказалось, они были знакомы с детских лет... А потом топилась старинная белая печь, мы сидели за скромным ужином, и Дудин читал стихи, а Зощенко, прислонившись спиной к кафельной стенке, рассказывал о странностях человеческих судеб, перебирая крупные янтарные зерна четок...

В пятидесятые годы частенько наведывался из Москвы поэт Володя Лифшиц. Он увлекался тогда киносъемкой - запечатлевал своей маленькой камерой портреты старых друзей и однополчан. Среди многих других у него были на редкость удачные кадры с Михаилом Михайловичем. Хочется верить, что живой Зощенко и сейчас находится в доме у художницы Ирины Кичановой, жены поэта.