Вспоминая Михаила Зощенко

Взволнованная этой встречей, я стояла и тупо смотрела на дом. И вдруг сообразила, что бывала в этом доме в раннем детстве. Здесь жили бабушка и дедушка, папины родители. Любительница сильных ощущений, я обожала страшные сказки. Дядя Коля, младший брат отца, для таинственности гасил свет и рассказывал всегда одну и ту же историю про вурдалаков и мертвецов, По мере приближения к концу — все повествование я знала наизусть — по моей спине начинали бегать мурашки. Вдруг он вскрикивал жутким басом: «Отдай мою золотую ногу!» С воплем я неслась в освещенный коридор. Тогда мне казалось, что ничего страшнее этого не может быть на свете…

Б. Семенов О ЗОЩЕНКО И ЕГО ДРУЗЬЯХ [59]

Когда мне случается проходить мимо дома № 9 на канале Грибоедова, я непременно задержу шаг, чтобы взглянуть на окна квартиры четвертого этажа, где жил когда-то Михаил Михайлович Зощенко. И в памяти тут же всплывает его трогательный облик, его грустноватая улыбка, взгляд темных проницательных глаз, неторопливая речь… Уже с начала двадцатых годов имя его было известно всему Ленинграду. Еще мальчишкой я только и слышал: Зощенко, Зощенко… И, бывало, бегал от газетчика к газетчику, пытаясь поймать синюю книжечку «Библиотеки „Бегемота“» с портретом автора на обложке.

Популярность Зощенко росла необыкновенно. Его рассказы и фельетоны становились добычей ловких эстрадников. Они читали Зощенко в дивертисментах после каждого киносеанса и, как сговорившись, обязательно искажали и опошляли («чтобы было посмешнее») великолепный авторский текст. Помню, даже талантливый Хенкин, исполняя «Аристократку», уснащал рассказ грубой отсебятиной.

Мне привелось увидеть Михаила Михайловича году в двадцать восьмом. И трудно было поверить, что это и есть тот самый чудесный писатель Зощенко. Да к тому же еще и «Гаврилыч» (под таким псевдонимом печатались его фельетоны в газете «Пушка»). Когда вы читали назидательные высказывания Гаврилыча, то сам он представлялся вашему воображению эдаким бывалым питерским рабочим в замасленной прозодежде, добродушным, но язвительным, не дававшим спуску головотяпам и пьяницам. А тут… порог редакции «Бегемота» переступил молодой человек, скромно, но щепетильно одетый, гладкие черные волосы разделены косым пробором, красивое точеное лицо покрывал южный (как у нашего тогдашнего кумира Капабланки) загар.

— Вот это и есть Зощенко-Гаврилыч, — сказал мне секретарь редакции Б. В. Жиркович, — он же — Ив. Прутков.

Я сразу заметил, с какой радостной нежностью относятся все к Михаилу Михайловичу: братья-писатели, художники, технические работники. Все оторвались от своих дел, оживились, а карикатурист Борис Иванович Антоновский — солидный, авантажный мужчина — приветствовал вошедшего маршем «Выход гладиатора» (он прекрасно мог имитировать музыку целого духового оркестра).

Известно, что Зощенко был удивительно скромен, избегал публичности, многолюдья, шумных сборищ и малознакомых людей. Но в тот поздний час в редакции были только свои (я — неприметный ученик художника Н. Э. Радлова — не в счет), и потому Михаил Михайлович чувствовал себя как дома. Он шутил с машинисткой, играл с пинчером художника Б. Шемиота, а потом, сочинив несколько подписей к карикатурам и ответив на десяток писем корреспондентов Гаврилыча, принялся рассказывать всевозможные истории и случаи, выхваченные из окружающей жизни. И тут я узнал, что он еще и прекрасный рассказчик.

Забегая вперед, скажу, что за долгую жизнь мне много приходилось встречать среди знакомых писателей и артистов интереснейших рассказчиков. И. С. Соколов-Микитов, Виталий Бианки, К. Г. Паустовский, актер А. М. Ходурский, гитарист С. А. Сорокин… Но с Зощенко я бы никого не сравнил. Сколько же он хранил в памяти удивительных сюжетов, многие из которых, к сожалению, так и не были им записаны, не превратились в рассказы и повести… Кстати, прелестная его повесть «Талисман», написанная в духе пушкинского «Выстрела», долгое время существовала лишь в «воздухе» как устный рассказ для дружеского круга.

В те давние времена я частенько встречал Михаила Михайловича у Н. Э. Радлова. Я приходил к своему мэтру с папкой под мышкой, дверь отворяла Лидочка — большеглазая девочка с бантом на макушке — дочь художника.

— А у нас Зощенко, — тихо говорила она, и глаза ее сияли от восторга.

В то время Радлов и Зощенко были заняты кипучей работой — сочиняли серию невероятных «изобретений», вскоре выпущенных отдельной книжкой под названием «Веселые проекты». Среди этих «проектов» был, например, «механический ограничитель» — громоздкий аппарат с системой рычагов и хронометром; этот механизм предназначался для того, чтобы в нужный момент прервать заговорившегося оратора уколом вилки в чувствительное место. Или такой «проект»: «безопасный денежный сейф», который чуть что хватал в железные объятия даже самого осторожного «медвежатника». Эти очень смешные картинки сопровождались «поучительными комментариями» Михаила Михайловича.