Вспоминания

Воспоминания о писанках, чёркалках, письмах и дневниках тоже оказались глубоко задвинуты на задворки памяти, хотя, написание писем практиковалось. Ведь, казалось, и читал про них, и в семинарах разнообразных участие принимал, «открывая для себя искусство писанки – маранки». Ан нет, не вспоминалось до поры до времени, а потом снова вспоминание вспышкой перед внутренним взором и бабы Насти разговор перед глазами встал, словно я туда в прошлое переместился и наяву сижу в комнате…

…Сначала я только увидел, как они с мамой из соседней комнаты вышли и мама какие-то листки бумаги, примерно с полстраницы тетрадочной размером, в руках держит, на листках какие-то каракули, словно ручку расписывали, а потом рука дёрнулась, в результате чего получилась длинная кривая и какая-то дерганая линия. Вроде, посмотрел на неё мельком, а почувствовал какую-то боль и отчаяние, словно заключённые – звучащие в ней.

– Выглядит как кардиограмма, только какая-то она. Боль от неё идет.

– Считай, что это кардиограмма и есть. Давай-ко, в печи всё это сожжём. Да продолжим, чистку-то.

И вот, она эти бумаги в топку печки бросает, сжигает. Стоим и смотрим как они горят. Затем баба Настя берёт три лучины в руку поджигает их и начинает водить и тыкать во что-то вокруг мамы, на расстоянии от полутраметров до полуметра от спины, в то, что виделось как куски замутнений, сжимавшихся словно папиросная бумага или паутина в огне и исчезавших при попадании в пламя между лучин.

Пока мы гостили у бабы Насти, она рассказывала о нескольких разных видов приёмов и работы «с письмом»:

Чёркалки. Работа, по примеру тех сожженных в печке бумажек.

– Когда слова на бумагу не ложатся, и в то же время многое надо выплеснуть. Эмоции надо выплеснуть, злобу, обиду, печаль, псих. Садись и чёркай, покудова не полегчает. Исчёрканный листок бумаги, лучше сжечь, но только не в печи когда в ней еда готовится. Бумагу можно использовать любую, какая есть.

Черкали даже на оберточной бумаге, на газетах, на листочках с четверть тетрадочного листка, чёркали гвоздём по бересте, чёркали по тыльной стороне заслонки русской печи. Описывается у [А]. Я сам был свидетелем, когда баба Настя показывала маме как чёркать обычной полностью металлической вилкой, по обратной стороне заслонки от русской печи, объясняя, что всё потом выгорит. Давали пробовать и мне. Странное ощущение которое лучше всего назвать «вычеркивание» или «отцарапывание», оно сродни выплёскиванию эмоций, когда кричишь и ругаешься, только уходит оно в царапание сажи и толстого слоя нагара, в преодоление сопротивления трения металла вилки о метал и сажу заслонки печи, с пронзительным, противным скрипом метала о метал. А потом, вдруг, под смех мамы и бабы Насти, обнаруживаешь, что вымазал в саже руки, штаны и рубаху на животе. Чёркали по земле, стирая и разравнивая начёрканное палкой, ногой или ладонью и снова чёркая. Специально мочили слегка землю, разравнивая её. Смысл был в том, чтобы унять душу, снять трясучку, а успокоившись уже переходить к Писанке, чтобы понять, чего это такое приходило, как убрать, что обнаружил, сидящее в тебе и в чём урок.

Писанки. Работа, очень часто с переходом в чёркалки и наоборот. Делались так же и с теми же подручными средствами. При этом, не было необходимости быть грамотным и выписывать реальные буквы, достаточно было каракулей напоминающих письмена, проговаривая то, что пишешь. Многие в деревнях были безграмотны, но каракули с проговариванием того, что «пишешь» отлично справлялись с задачей. Выписываешься до состояния лёгкости и ясности, хотя писать и чёркать можно довольно долго. Пока сил хватит и не уймёшься. Если только не помнить о душе, о том что душа должна парить как птица в поднебесье.

– Душа, когда пишешь, должна парить как птица в поднебесье, писать до полёта души надо. А как же она будет парить, если она у тебя в клетке, и ты её ещё и сжал от расстройства? Распусти-то брюхо – разболтай леща (произносилось как лезща), – вздохнула, – да какое у тебя, брюхо-то, одна хилость, кожа да кости. Живот, говорю распусти, подвигай животом, подыши, подыши им поглыбже, да не один раз, а несколько раз подряд втяни, животом-то, воздух и выдохни с силой. Видишь, сжал-то, как. Смотри, как живот напрягся, напряжение душе мешает в груди двигаться».

Я не понимал, что значит «разболтать лезща, распустить живот и дать душе парить», а это, всего-лишь, означало, расслабить диафрагму. Можно не пытаться снять напряжения в теле сразу, но диафрагму необходимо расслабить и позволить дыханию течь, сделав три – пять глубоких вдохов и выдохов, с задержкой на несколько секунд перед выдохом. Вдохнул, досчитал до пяти и выдохнул, опять до пяти досчитал и вдохнул, опять до пяти досчитал и выдохнул… И как только душа начинает парить, то появляется и ясность и чувство, что писанку можно уже и закончить. И разбираться уже с метами – ключами, которые наставил пока, писал.

Рассказала она ещё об одном приёме, который нашёл неожиданное для меня подтверждение у моего деда по линии отца.