Читаем Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember) полностью

Чтобы упредить разные злобные наветы, сразу скажу, что ни Раттнер, ни я даже не помышляем, чтобы нас включили в число претендентов. У Раттнера сейчас лучший в мире торговый агент, а мне сразу несколько издательств предлагают у них печататься. После двадцатипятилетней борьбы мы увидели свет в конце туннеля. Тем же, кто боится, что художник не будет творить, если не находится постоянно на голодном пайке, я скажу, что подлинный творец создает произведения искусства вопреки таким условиям, а не благодаря им. Он художник, потому что чувствует страдания человека больше, чем остальные люди. Его творчество — стимул для человечества воссоздать мир на языке искусства. Художник революционизирует жизнь не на периферии, а в самом центре.

Одно из преимуществ экономической опеки над творческой личностью заключается, мне кажется, в том, что она отсечет тех, кто только воображает себя художником. Если верно то, во что верит большинство людей, а именно — что экономическое благополучие расслабляет людей, убивает инициативу и так далее, то нет лучшего способа узнать, кто чего стоит. Чтобы освободиться от трутней, надо предоставить им в избытке предметы роскоши и неограниченный досуг — тут они себя и выдадут. Такой подход практикуется в бельгийских тюрьмах. Не желающему работать заключенному предоставляют богато обставленную камеру, прислугу и все, что он пожелает из еды, питья и курева. Через десять дней заключенный непременно взмолится, чтобы ему разрешили работать с остальными.

В основе нашего проекта лежит предположение, что творческий инстинкт — основной и что он до некоторой степени присущ всем людям. Известный факт, что большинство великих художников не прекращает творить даже в том случае, когда не получает вознаграждения за свой труд, кажется нам подтверждением этого предположения. Тут я слышу чей-то голос: «Ну что ж, если они могут, то почему не могут другие?» Вопрос сформулирован плохо. Можно тут же задать встречный вопрос: «Если вы получали радость и душевный подъем от творений художников, выдержавших это тяжелое испытание, почему бы вам не стремиться умножить эту радость, прибавив также тех, кто недостаточно силен, чтобы его выдержать?» Почему нам так хочется наказать тех, кто дарит нам блаженство? Может быть, такие чувства являются проявлением неосознанного соперничества, враждебности по отношению к талантливому человеку?

Есть и еще более простой способ решить эту дилемму. Если выяснится, что некоторые художники, заработав приличные деньги за свою работу (больше того, что дает стипендия), начинают лениться и проявляют равнодушие к работе, помощь им тут же прекращается. Короче говоря, финансовая поддержка должна осуществляться до тех пор, пока художник доказывает на деле, что у него есть желание творить.

Однако наиважнейшая вещь — пробудить это желание. На одного великого творца, который не перестанет работать ни при каких обстоятельствах, приходится тысяча других, которые прекратят попытки еще до решающего испытания. Великих почти не беспокоит отсутствие материальных удобств: им придают силы мужество, воображение, воля. Но человечество не состоит только из таких людей — ни в сфере искусства, ни во всех прочих. Мы все согласны с тем, что детям надо помогать в чем только возможно, давать им лучшее — то, чего мы сами подчас не имеем. Почему же мы так жестоки к взрослым?

Пусть каждый берет то, что ему надо, — сделаем только, чтобы было откуда брать. Нам с полной определенностью известно, что в наши дни мы можем производить и производим достаточно материальных ценностей, чтобы обеспечить каждого всем необходимым. Проблема скорее в их переизбытке, чем в недостатке. В последние годы нас беспокоит вопрос: что делать с излишком товаров? Самое простое и очевидное решение — отдать их тем, кто в них нуждается. Но, по мнению имущих, это опасно. Для кого опасно? Только для тех, кто хочет больше, чем ему надо. О страхе утраты инициативы и лени всегда говорят равнодушные, те, кто сами обленились. У голодного и отчаявшегося человека другие проблемы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза