Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember)

Глупо говорить о ничтожности лозунгов, навязанных воюющим народам виновниками бойни. Мало кто из порядочных людей поверил этим броским фразам. Зачем же в таком случае мы воевали? Очевидно, затем, чтобы победить. Выиграть войну и вернуться к так называемой нормальной жизни. Какова же эта наша «нормальная жизнь»? И до какой степени она действительно нормальна? Мало кто из нас верит, что эта жизнь, к которой все мы мечтали вернуться, по-настоящему хороша. В каждой стране, богатой или бедной, демократической или фашистской, условия жизни были невыносимыми. Возможно, люди не обсуждали открыто свое положение, но оно было ужасным. В частной беседе, в семейном кругу, за закрытыми дверями — повсюду были одни и те же жалобы. Люди говорили друг другу, своим женам и детям: «Это не жизнь. Надо положить этому конец». А затем вдруг в тех странах, где шла так называемая нормальная жизнь, граждан предупредили, что они могут лишиться даже этого эрзаца и получить то, что угрожают навязать враги; их заверили, что им лучше принести в жертву свои жизни, отдать все, что у них есть, за это псевдосуществование, в противном же случае наступит вечный ад, вечное рабство. И каждая из пораженных страхом стран послала на битву множество крепких, здоровых мужчин (и женщин, а подчас и детей), чтобы те убивали друг друга. Бросив с неба небольшой предмет, мы, американцы, показали фокус, одержав с его помощью победу в войне. У нас была на руках козырная карта. И мы открыли ее.

Многие справедливо удивляются, почему мы, имея в своем распоряжении такие козыри, не положили повсюду конец тирании, несправедливости, нищете и лишениям. Мы могли бы освободить гораздо большую территорию — и не для роста собственного могущества, а для того, чтобы создать лучший, более разумный миропорядок. Если мы смогли одним махом уничтожить все население в далеком японском городе, что нам стоило устранить всех маленьких цезарей, которых мы с удовольствием обдаем презрением и высмеиваем. Однако тогда нам пришлось бы убрать кое-кого и в собственной стране, не говоря уже о том, что и к союзникам надо было бы применить те же санкции. Я сознательно выражаю свои мысли предельно просто, чтобы каждый понял, о чем тут говорится. Вопрос заключается в следующем: «Почему мы этого не сделали?» Тогда сразу же встает другой вопрос: «А кто такие мы?» Сразу понятно, что ты — это нечто несущественное. Мы — всего лишь народ. Мы не развязываем войны — это делает правительство. Если мы, народ, сами вознамерились бы провозгласить Четыре Свободы, то что могло бы нам помешать, учитывая, что мы выиграли войну и имели про запас козыри? Но нет, мы всегда были лишь пушечным мясом. То же относится и к тем людям, которые зовут себя «мы, итальянцы», «мы, немцы», «мы, русские». Мы делаем все, чтобы уничтожить друг друга, и — ничего, чтобы сохранить. Мы выбираем себе в вожди тех, кто, как нам подсказывает сердце, непременно предаст нас. Позволяя другим решать за нас, что нам делать, мы, однако, удивляемся, когда они просят отдать им нашу жизнь.

В романе «Да пребудет моя радость» крестьянин Журден говорит: «Есть одна вещь, в которую я не верю, а именно в то, что кто-то сознательно хочет, чтобы мы были несчастны. Я думаю, мир задуман так, чтобы всем было хорошо. А наши несчастья — что-то вроде болезни, в которой мы сами повинны, — лихорадка, плохая вода и то зло, которое мы передаем друг другу, когда дышим одним воздухом. Знай мы, как нужно жить, думаю, болезней бы не было. Мы привыкли к тому, что вся наша жизнь — борьба; мы словно барахтаемся в воде, стараясь удержаться на плаву. И так всю жизнь. Нам приходится постоянно держать под контролем даже своих животных, семена, растения, деревья. Целый мир, похоже, против того, чего мы хотим. Словно назло. И в конце концов у нас ко всему вырабатывается отвращение. Думаю, отсюда и старость... Мир заставляет нас проливать кровь. Может, поэтому мы бессознательно вырабатываем особый ее состав, полный отвращения ко всему, и замещаем ею прежнюю свою кровь — ту, которая несла желание по всему телу — по рукам, бедрам, сердцу, животу, легким, теперь же вся эта огромная система кровообращения разносит по нашим телам только одно отвращение».