«Вспомни!»

— По-моему, он морочит вам голову, уважаемый профессор, — сердито сказал Ганс, когда мы, как обычно, собрались в лаборатории. — Все выдумывает. У кого совесть чиста, у того подушка под головой не вертится. Он или жулик, или больной человек, маньяк. Снятся ему женщины, танцующие на раскаленных углях… Не в Индии же он родился, среди факиров и йогов?

— А может, его детство прошло среди фокусников? — засмеялся Морис. — Не забывайте, что я тоже умею плясать на огне.

— Слышал и давно мечтаю увидеть этот трюк, — кивнул Ганс. — Ведь это ловкий трюк, верно?

— Не совсем. Знание законов физики, некоторая тренировка и, главное, самовнушение.

— Ага, понятно. Вы просто воображаете, будто никаких углей нет, — как я со льдом или с горячей печкой? Надо и мне попробовать проделать фокус с углями, думаю, что получится…

— Хотите, попробуем сейчас? — предложил лукаво Морис. — Клодина, угли в плите, наверное, разогреть нетрудно?

— Нет уж, сначала я потренируюсь на чем-нибудь другом, — ответил поспешно Ганс и передернул плечами, видимо живо представив себе, как ступает босыми ногами по раскаленным углям. — У меня даже ноги жжет, — жалобно добавил он, болезненно морщась.

— А вы не воображайте подобные сцены, — засмеялся Морис.

— Но я же не виноват, что у меня такая натура…

— Переключите свою фантазию, — посоветовала я. — Представьте себе, что вы катаетесь на коньках где-нибудь в Антарктиде.

Ганс недоверчиво посмотрел на меня и обиженно ответил:

— Вы не верите и смеетесь надо мной… А что? Это идея.

Он принял сосредоточенный, отрешенный вид, и постепенно по его лицу стало разливаться выражение блаженства.

— Что вы вообразили? — заинтересовался Морис.

— Будто я опустил ноги в таз с ванильным мороженым, — хитро прищурившись, ответил Ганс.

Мы все расхохотались. В нашем милом доме не заскучаешь — и Морис и его феноменальный секретарь стоят друг друга.

— Вас это сбивает с толку, кажется загадочным и непонятным, а для меня наоборот — все стало ясным. Я нашел его родину, — с гордостью сказал Морис.

— Где же он родился? — спросила я.

— Есть только одна страна на свете, где существует забавный обычай: когда люди там говорят «да», то отрицающе качают головой. А когда отрицают что-нибудь, то, наоборот, кивают, как мы бы сделали в знак согласия. Ну, что это за страна?

Мы с Гансом переглянулись и довольно тупо уставились на Мориса.

А он, конечно, хотел продлить удовольствие:

— Такой обычай сбивает поначалу с толку всех туристов и запоминается каждому, посетившему эту страну. Позор! Вы, оказывается, совсем не знаете географии. Секретаря я еще могу за это уволить без выходного пособия. Но как мне поступить с женой?

— Что это может быть за страна? — растерянно спросила я. — Не мучай нас, скажи!

— Болгария.

— Болгария? — недоуменно протянул Ганс. — А пляски на костре? При чем тут Болгария? Значит, он их выдумал? Такое можно увидеть лишь где-нибудь в Индии.

— И в Болгарии тоже! По описанию этих необычных танцев, которые он не мог выдумать, а несомненно видел когда-то и теперь вспомнил, мы сможем даже установить, в каком именно районе Болгарии родился Томас. Подождите минуточку!

Морис выскочил за дверь и быстро вернулся с географическим атласом и какой-то книжкой в руках.

— Вот, пожалуйста: так называемый Странджанский край. Юго-восточный уголок Болгарии, на берегу Черного моря и на границе с Турцией. Вот здесь — города Мичурин, Ахтополь… Жалко, карта очень мелкая. А вот что сказано в путеводителе, — добавил он, раскрывая книжку и отыскивая нужную страницу: — «В селе Былгари можно посмотреть интересные пляски на… раскаленных углях босиком. Это имеющие вековую историю и связанные с религиозными языческими обрядами так называемые „нестинарские игры“. Их можно увидеть и в других селах Странджанского края, где они устраиваются по разным поводам и в различные праздники»… — Морис победно посмотрел на нас и продолжал, помахивая книжкой: — О таком любопытном обычае мало кто знает, так что я вас прощаю. Сам узнал о них не так давно, изучая фокусы всяких современных факиров с пылающими углями. Хотел непременно побывать в Болгарии и посмотреть эти пляски своими глазами, да пока не удавалось. А теперь — судьба.

— Но почему же Томасу ты ничего не сказал о Болгарии? — спросила я. — Не уверен до конца?

— Уверен, но на всякий случай хочу еще проверить, — ответил он со своей всегдашней непоследовательностью. — Дело тонкое, деликатное, лучше проверить сто раз. Теперь его можно расспрашивать смелее.

На следующий день Морис учинил Томасу форменный допрос под гипнозом, пригласив, кроме меня с Гансом, уже как официальных свидетелей, еще знакомого врача, болгарина по национальности, молчаливого старика с седой головой и лохматыми, совершенно черными, словно приклеенными бровями.

Сеанс проходил необычно. Усыпив Томаса, Морис вдруг сказал ему:

— Сейчас тысяча девятьсот сорок четвертый год. Сколько тебе лет, мальчик?

— Не знаю, — нерешительно ответил Томас.

— Разве ты не умеешь считать?

— Умею.

— Сколько тебе лет?

— Мне девять лет.