Вспомни меня

Джоанна была в длинном белом платье с вырезом сердечком. Она вся светилась, сияя ямочками на щеках. Роба я помню слабо. Он был пилотом и подолгу отсутствовал. Настоящий красавец – твердых девять баллов по сравнению с ее семьей – и всегда это знал. Я поддразнивала сестру: вот он летает один во всякие экзотические страны, а стюардессы там в дальних рейсах наверняка ему на шею вешаются. Наверное, не очень красиво с моей стороны, если подумать, но она всегда только смеялась и говорила, что пусть – лишь бы ей бонусные мили шли. Остальное теряется в каком-то мутном мареве. В нем проскальзывают обрывки разговоров, места, люди… ничего вразумительного разобрать нельзя. Если доктор Лукас права и я почему-то подавляю эти воспоминания, то у меня получается что надо. Наверное, я так и продолжала, как в ранней юности, скакать с работы на работу, выпивать, путешествовать, пока в какой-то момент не оказалась почему-то в машине с Робом и малышом Джеймсом и мой мир не изменился навсегда.

Поплакав, я снова засыпаю. Будит меня звук хлопнувшей двери и запах бекона. В животе урчит от голода. Неудивительно – уже больше девяти. За последние сорок восемь часов от меня остались кожа да кости. Будь я моложе, такая потеря веса меня порадовала бы, но сейчас, в возрасте за сорок пять, это придает мне изнуренный вид и только.

Сколько я здесь еще пробуду? И как мне добираться отсюда домой? Домой… Вновь накатывает паника, сердце колотится так, что, кажется, сейчас разорвется. Умру, и никто даже не узнает. Была бы здесь Джоанна, она отвлекла бы меня разговорами и сунула лишнюю таблетку диазепама. Увы, теперь я совсем одна, запертая в номере, как в ловушке, и пульс под пальцами все никак не успокаивается.

Стук в дверь возвращает меня к реальности.

– Тетя Сара, ты здесь?

Джеймс! Мы не из тех, кто обнимается при встрече, но сейчас я неуклюже прижимаю его к себе, и мы сталкиваемся локтями и плечами.

– Мне сказали, что ты тут, – говорит он, освобождаясь, и показывает такую же ключ-карту, как у меня. – Я рядом, в двести двадцать третьем. Попросил записать на твой счет – ты ведь не против?

Ну конечно! Впервые после случившегося я чувствую, что могу дышать свободно – глубокий вдох и прерывистый, с облегчением выдох. Джеймс в каких-то четырех дверях от меня, на другой стороне коридора – ближе, чем когда-либо за последний год, но все равно слишком далеко для нашего полного ужасов мира. Я хотела бы лечь на дно, задраить люки и не отпускать племянника от себя ни на шаг. Может быть, попросить, чтобы нам дали соседние номера, или это будет выглядеть странно? Я напоминаю себе, что он уже взрослый и ему нужно свое пространство. Если я буду чересчур много требовать, то лишь отпугну Джеймса.

– Можно? – спрашивает он тем временем, кивая поверх моего плеча.

– Да, да, входи.

Я втаскиваю его внутрь. Он заполняет собой всю комнату – своим ростом, молодостью, переливающейся через край болью… Скулы у него заострились, под глазами фиолетовые круги. В этом есть какая-то странная интимность – оказаться вдвоем здесь, на фоне моей неубранной постели с крошками от печенья. Возле чайника использованные пакетики с заваркой, на полу валяются мокрые полотенца… Джоанна пришла бы в ужас, однако Джеймс ничего не замечает. Шаркая ногами, он подходит к окну и смотрит сквозь тюлевые занавески на парковку внизу. Тонкие плечи сгорблены, и мне хочется подойти сзади, обнять, утешить мальчика в его горе – материнская ласка, которой я сама отчаянно жажду. Но разве смогу я заменить Джоанну? Я не умею всего этого, не знаю, что сказать. Как мне объяснить случившееся?

– Твоя мама… – Я запинаюсь, не находя нужных слов.

Он оборачивается с перекошенным от горя лицом, падает на стул и обхватывает голову руками.

– Я уже опознал… тело. По видеосвязи – так я не смог.

Джеймс запускает пальцы в свои темные волосы.

– Жалкий трус. Я подвел ее. Кто-то должен был быть там, с ней.

Я облегченно выдыхаю – по крайней мере, теперь мне самой не придется покидать номер ради этого важного дела. Присев на краешек кровати, я беру племянника за руку. Пальцы у него длинные, тонкие и сильные, как у пианиста.

– Джеймс, ты ее еще обязательно увидишь. И она бы все поняла, ты ведь знаешь.

Подняв глаза, он через силу улыбается.

– Все равно это как-то неправильно. Лучше бы я сделал это лично, понимаешь?

Он мягко высвобождает руки и, словно не хочет, чтобы я к ним снова прикасалась, засовывает в карманы. Что ему наплели в полиции? Он думает, что я могла напасть на Джоанну?

– А ты как, тетя Сара? Мне сказали, ты тоже пострадала. У тебя на шее…

Я инстинктивно прикрываю горло ладонью. Если в полиции так говорят, значит, мне верят?

– Я в порядке. Только синяки и ссадины. Все остальное у меня в голове. Просто в мыслях не укладывается – твою маму все любили. Кто мог это сделать?

Джеймс громко шмыгает носом и снова запускает руки в волосы.

– Полиция считает, кто-то из знакомых.

– Да, она узнала его, когда он шел к двери.