Вспомни меня

– Спасибо, Сара, приятно слышать, – откликается Саймон, коротко улыбнувшись. Однако в его голосе я чувствую некую фальшь – наверное, Джоанна успела ему рассказать о моих промахах в качестве няньки.

Племянника я нахожу возле прямоугольного пруда – тычет палкой в воду. Крупные золотые рыбки скользят между лилиями, грациозно, словно в балете, огибая друг друга. Одна вдруг всплывает к поверхности и широко раскрывает рот. Мы с Джеймсом от неожиданности отступаем.

– «Когда ты только подумал, что возвращаться в воду безопасно…» – со смехом цитирую я и начинаю напевать мелодию из «Челюстей».

Джеймс смотрит на меня с удивлением – похоже, не понял отсылки. Ничто так не заставляет почувствовать себя старой, как выход из употребления фраз, которые были у всех на слуху во времена твоей молодости.

– Они совсем не опасны, тетя Сара, – говорит племянник, вновь склоняясь над водой и принимаясь за прежнее. – Я тоже хочу рыбок.

– Так себе домашние животные, – замечаю я. – Не потискаешь перед телевизором.

Джеймс странно на меня взглядывает.

– Я не для этого. Просто так. Раньше думали, что они помнят только последние три секунды… Неправда. Эти вот наверняка знают друг друга, а как такое возможно без долгой памяти?

Я криво улыбаюсь. У меня память есть, но я никого не узнаю. Наверное, лучше было бы наоборот. Тогда бы я не ощущала постоянно шевелящейся внутри тревоги. Сейчас я спокойна, потому что здесь всех по одному – мальчик, мужчина и женщина. Может быть, это и есть решение – ограничить свои социальные контакты подобными разнородными группами и использовать в качестве отличительных признаков рост, расу, пол и прочее? Да только не получится, в жизни все куда сложнее, запутаннее и суматошнее.

Саймон зовет нас обратно за стол, где ждет потрясающий торт «Павлова» [3], а специально для Джоанны приготовлено блюдо с маленькими шоколадками.

– Ой, мои любимые, – воркующим голосом говорит она, широко раскрыв глаза.

Матч по крикету завершился; теперь, судя по голосам, на площадку вышли дети. Слышатся глухие удары, пронзительные крики и смех – в сгущающихся сумерках найти улетевший мяч не так-то просто.

– Джеймс, почему бы тебе не присоединиться? – говорит Джоанна. – Ты там наверняка кого-нибудь знаешь по школе.

Тот бросает на нее испепеляющий взгляд. Мальчик далек от спорта; не уверена, что он вообще умеет играть в крикет.

– Давай пойдем вместе, – предлагает Саймон. – Я когда-то неплохо управлялся с битой.

Джоанна рассыпается в поощряющих возгласах, и Джеймс нехотя плетется за ним к маленькой калитке в конце участка, выходящей на тропинку к площадке и церкви. Я смотрю вслед этим двоим – высокому мужчине и идущему следом худенькому мальчику. У Саймона своих детей нет: его жена не могла родить ребенка – у нее диагностировали рак, когда ей еще не было тридцати, а в возрасте под сорок она умерла от рецидива. Джеймс наверняка служит невольным сладко-горьким напоминанием о несбывшемся.

– Похоже, они могут поладить друг с другом, – замечаю я, глядя, как Саймон подходит к мальчишкам с просьбой поучаствовать в игре. Джеймс держится в сторонке.

Саймон, показывая, на что способен, делает несколько подач. Потом приходит очередь Джеймса. Джоанна задерживает дыхание, болея за сына. Он трижды промахивается, на четвертый наконец ему удается задеть мяч краем биты, однако игрок из другой команды сноровисто ловит его на лету под одобрительные крики. Да, больно смотреть.

– Наверное, крикет – это не его, – сухо говорю я, когда Джеймс швыряет биту на землю.

– Не всем же быть спортсменами! – огрызается Джоанна. Кажется, она восприняла провал сына перед своим кавалером как личное предательство.

Саймон снова в игре. Мальчишки ставят его отбивающим, и он увлеченно машет битой, отправив пару мячей за границу площадки.

– А где Джеймс? – спрашивает вдруг Джоанна с ноткой паники в голосе.

Ничем не могу помочь – для меня они все на одно лицо, тем более на таком расстоянии и в сумерках. Сестра бросается по тропинке, я нехотя иду следом, не видя поводов для беспокойства. Он же не маленький мальчик, что с ним может случиться в чудесной английской деревушке прекрасным летним вечером? Потом я напоминаю себе, что с этого начинается любая книга Агаты Кристи – кошмар среди цветущих глициний.

Джоанна зовет Джеймса по имени, лихорадочно оглядывая площадку для крикета. Солнце почти село, небо у горизонта расчерчено яркими розово-оранжевыми полосами, на траву легли длинные тени, и уже видны первые звезды. Саймон, который идет нам навстречу, от физических упражнений на жаре раскраснелся и вспотел.

– Помнят руки, – улыбается он, потом замечает встревоженное лицо Джоанны. – Что случилось?

– Где Джеймс? Не могу его найти!

– Только что был здесь… – Саймон озабоченно морщит лоб, оглядываясь на мальчишек, которые продолжают носиться за мячом, несмотря на подступающую темноту. – Может, пошел на игровую площадку у церкви?