Он разворачивается и выводит машину на дорогу, стараясь смотреть в обе стороны, несмотря на то что Тамбл-Три – город-призрак. Его взгляд на секунду задерживаются в зеркале заднего вида, ловя мой.
Я чувствую, как краснеет мое лицо, и опускаю стекло, чтобы впустить внутрь ночной воздух. Теплый ветерок приятно обдувает мою липкую кожу.
Неужели я действительно могла попросить папу стереть Марко из памяти? Я закрываю глаза и вспоминаю, как горит моя кожа, когда он рядом. Трудно представить, что мне хотелось забыть об этом. Но я не могу отрицать зияющие дыры в моих воспоминаниях или вспышки необъяснимых моментов, которые я видела в тот день, когда столкнулась с Марко и Мануэлой в парке. Обломки эхо и пропавшие воспоминания имеют место – и их слишком много, чтобы это игнорировать.
Пусть Мануэла говорит правду, но это все равно не объясняет того, почему именно это было сделано. Папа говорит, что нам нельзя забирать воспоминания, которые не были отданы по своей воле. Так почему же он забрал так много моих?
– Просто чтобы ты знала, я бы этого не сделал, – говорит Марко, как будто мои мысли транслируются. Я встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида. Его темные глаза серьезны. – Я бы не стал стирать тебя. Мне все равно, что говорит Мануэла, она ошибается.
В моем рту словно песок. Как только я скажу следующие слова, то уже не смогу взять их обратно.
– Марко, я видела вспышки воспоминаний… о нас. На днях ты спросил, есть ли карта на моем потолке. Ты даже нарисовал ее внизу записки, которую оставил мне.
– Да…
– Эта карта есть. И она выглядит именно так, как ты ее нарисовал – потому что ты ее видел, не так ли? Ты был в моей комнате. – Это не вопрос. Мы были связаны друг с другом.
Он смотрит на меня с самым грустным выражением лица.
– Я думаю, Мануэла права, – добавляю я.
– Я знаю. Но я не это имел в виду.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда я сказал, что не стал бы этого делать, я имел в виду, что я не стал бы просить стереть тебя. Я бы ни за что не захотел забыть тебя. Никогда.
Он судорожно сглотнул и опустил взгляд. В груди разливается тепло, и я вспоминаю ощущение от прикосновения его руки, когда мы сидели на капоте. Мягкое и знакомое.
Он прав. Я бы не хотела забывать это, не хотела бы забывать его.
– Так ты думаешь, что Мануэла лжет? – спрашиваю я.
Марко качает головой.
– Нет, я не думаю, что она стала бы лгать об этом. Мануэла, конечно, та еще штучка, но она не лгунья.
Я стараюсь не зацикливаться на том, кто она есть или кем была для него.
– Ладно, если Мануэла не лжет, значит, лжет твой дядя. Зачем ему говорить всем, что мы стерли друг друга из памяти, если это неправда?
У Марко дрогнул кадык.
– Что, если это был не наш выбор? Что, если они заставили нас сделать это так же, как и людей в шахтах?
Нет.
– Мой отец не стал бы этого делать. Он не стал бы отнимать у нас что-то настолько важное, если бы мы этого не хотели. Это основополагающее правило освобождения от воспоминаний. Не говоря уже о том, что это против нашей политики – забирать воспоминания у несовершеннолетних. – Я стараюсь, чтобы слова звучали твердо, но в моем голосе чувствуется дрожь.
– Тогда как ты объяснишь ту ночь, Люс? – говорит он мягко, но слова все равно задевают за живое.
– Я не знаю. Но на это должна быть веская причина.
«Юкон» сворачивает с главной дороги, направляясь к повороту, который ведет к моей подъездной дорожке. Марко выключает фары, и мы остаемся в темноте, когда он медленно притормаживает. В слабом свете луны я вижу только очертания цепи и знак «ЗАКРЫТО», загораживающий въезд.
Он выключает двигатель. Тень его неподвижна, руки сжимают руль. Снаружи стрекочут цикады. Кажется, что время вокруг нас остановилось. Я не могу отличить секунду от минуты.
Наконец Марко включает верхний свет и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Его лицо поразительно бледное в ярком свете. На правой щеке есть маленькая родинка, и у меня внезапно возникает желание дотронуться до нее.
Его глаза блуждают по моему лицу, как будто он тоже меня изучает. Взгляд останавливается на подвеске со звездой, лежащей прямо в яремной впадине.
– Где ты ее взяла? – Марко тянется ко мне через салон, его пальцы касаются моей шеи, когда он поднимают кулон.
Моя кожа покрывается мурашками.
– Похоже, это популярный вопрос, – говорю я, вспоминая выражение лица Виви, когда она увидела на мне этот кулон. – Я нашла его. На моем ночном столике. Должно быть, я подобрала его где-то и неосознанно положила его туда…
Марко качает головой и наклоняется еще ближе – настолько близко, что я чувствую его дыхание на своей коже. Я тоже наклоняюсь вперед, сокращая пространство между нами.
– Я знаю эту подвеску. Я видел ее раньше, просто не могу… – Он закрывает глаза, и я обращаю внимание на его длинные ресницы. Когда он вновь распахивает глаза, я замечаю их глубокий коричневый оттенок – теплый, как свежий утренний кофе. – Кажется, это я тебе подарил.