Вспомни меня. Книга 1

Я осознаю, что кровь на белье – это не болезнь. И как только это происходит, страх отпускает, но возвращается боль. Она почти невыносима. Настолько сильна, что у меня темнеет в глазах. Я ложусь прямо на землю и скрючиваюсь, сворачиваюсь, как улитка. Задерживаю дыхание и жду облегчения. Оно приходит секунд через десять. А вместе с ним и тошнота. Меня рвёт ничем, потому что ужина не было. И я теряю сознание на неизвестное время.

Прихожу в себя тоже от боли, но что странно не в животе, а на лице – падая, немного стесала щёку и висок.

Потеря сознания оказывается временным обезболивающим для нижней части моего тела. Я живу так недолго – минут двадцать, а по истечении этого срока всё возвращается.

Спустя несколько часов мне уже известно, что боль имеет волнообразный характер и усиливается при движении. Поэтому самое лучшее – затаиться, замереть и не двигаться.

А в лагере, тем временем, происходит делёжка рюкзаков. Рюкзак – это, возможно, ключ к выживанию. В рюкзаке может быть одежда, еда, лекарство. В рюкзаке, если его собирала девушка, обязаны быть страховочные средства женской гигиены.

Я трижды снимала джинсы и стирала их в ледяной морской воде, потому что у источника рядом с деревней вечно кто-нибудь есть. То пьют, то моются, то просто сидят и треплются ни о чём.

В те моменты, когда в синусоиде боли случаются впадины, я размышляю о том, как же мне быть с пятнами. Нужно как-то дойти до лагеря и там получить свой рюкзак. Желательно сделать это максимально быстро, пока не проявится моя проблема. Всё это можно было бы провернуть, если бы не боль.

Боль измотала меня, замучила, вытянула силы, но и это не главное. Она вогнала меня в яму. Да, я словно в яме, из которой нет желания выбираться. Кто-то слабый внутри меня иногда предлагает: «плюнь на рюкзак», оставайся здесь, где тебя никто не видит. А если рюкзак кто-нибудь заберёт себе – пусть. Пусть я умру, а у них будет больше шансов на выживание.

Ещё вчера «Главный» взял на себя дерзость перераспределения. Он заверил всех, что содержимое каждого рюкзака таким и останется, но… но каждый «добровольно» обязан пожертвовать любую еду из рюкзака (если таковая имеется) для девушки с аллергией.

– Вы можете утолить голод тем, что найдёте, а она нет. И пока мы не откроем новые безопасные источники пищи, ей нужно как-то выжить, – заявил он.

Лагерь молчаливо погрузился в недовольство, но никто не возмутился. Безусловное повиновение. Мне тогда пришло в голову, а как же: «Свою еду никому отдавать нельзя»? Вероятно, правила и законы выживания для всех разные.

Я долго собираюсь с силами и духом. На следующей впадине нужно будет быстро ещё раз застирать пятно, затем добраться до лагеря и забрать рюкзак. Всё это очень быстро, потому что «окно» у меня маленькое, а кровотечение сильное.

Я мастерю прокладку из мха и тонких сухих травинок. Распарываю на трусах ткань, где она сшита вдвое, мысленно благодаря себя прошлую за то, что трусы у меня не как у Цыпы из кружев, и засовываю в полученный карман мох и траву, сколько влезет. Это не спасёт, но может, даст хоть сколько-нибудь больше времени.

Sea Wolf – Whirlpool

Оставшиеся неразобранными рюкзаки охраняют двое: парень и девушка.

– Отдай, пожалуйста, мой рюкзак, – прошу девушку.

– Все пронумерованные рюкзаки уже разобрали. Остались только безымянные, и Альфа приказал никому их не отдавать.

– Это как так? – сразу же вспыхиваю я.

– До выяснения, – отвечают мне.

– И когда же состоится это выяснение?

– Не знаю. Сейчас есть дела поважнее – так он сказал. Все, кроме нас, заняты добычей моллюсков. А мы тут – охраняем.

Охрана выжимает подобие улыбок, и я понимаю, что придётся идти к нему на поклон. То есть, на берег.

Боль скручивает меня уже на подходе, но я злая, и злость придаёт мне сил.

– Эй, – ору ему, стараясь перекричать ветер и гомон людей вокруг него. – Отдай мой рюкзак!

Он распрямляется. На нём теперь вместо штанов плотно сидящие на его бёдрах джинсы и чёрная футболка. На этой пыль будет не так видна – приходит мне на ум. Джинсы цвета светло-голубого неба уже мокрые в районе его щиколоток, а колени испачканы в песке.

– Ты почему не на добыче? – злобно зыркает он на меня.

– Рюкзак отдай!

– Не будешь работать, не получишь еду. Это ясно?

Я никогда ещё не видела его таким взбешённым. Даже когда нечаянно оцарапала его лицо, он так не злился.

– Да подавись ты своей едой! Отдай рюкзак!

Он стискивает зубы. Да так, что его немаленькие в мирное время губы белеют и превращаются в линию. Он разжимает их, только чтобы приказать:

– Вечером чтоб я тебя не видел у костра. Явишься за едой, собственноручно за волосы оттащу на место лежбища. Иди давай, валяйся дальше.

Я бы, может, и сообразила что-нибудь не менее ядовитое в ответ, но мне кажется, весь мой живот от желудка и ниже до самых бёдер – воронка после разорвавшейся водородной бомбы. Думать невозможно. Мне так больно, что наплевать на глазеющих на всю эту сцену глазами людей. Наплевать на мокрые между ног джинсы – добраться бы до любого сухого места и свернуться там в бублик, переждать волну.