- Подумаешь, обещал! Откуда ж тебе было знать, что дорога развалилась? Ты тут совсем не виноват. И потом, мне нравится…
- Что тебе нравится? – требует он продолжать и так цепко держит мой взгляд, что у меня волосы дыбом встают на затылке.
Я не сразу нахожу в себе голос, но как только получается, отвечаю правдой и искренностью:
- Нравится быть с тобой наедине, вдали от всех. Нравится, что ты как будто весь, целиком мой, а я твоя и… никто нам не мешает.
Он не улыбается, что странно. Он неотрывно смотрит в глаза.
- Я всегда был целиком твоим, и я всегда хотел одного – чтобы и ты была моей. И нам никто никогда не мешал…
- Тогда почему мы здесь? – спрашиваю я.
Мой взгляд прикован к его рту - ждёт окончания прерванного послания. То, что он сказал, важно, но мы оба знаем, главное так и не было произнесено. Главное я должна понять сама, потому что есть вещи, которым научить невозможно, только «научиться». Неужели всё это, весь этот сумасшедший риск, все эти испытания – это урок, который я сама для себя выбрала?
У меня мороз по коже.
- Откуда мне знать? – спокойно отвечает он и отворачивается.
Я смотрю на его затылок и теперь действительно на него злюсь. Мне уже давно успела поднадоесть эта игра в «помню-не помню». Как уже не раз довелось заметить, наличие его памяти существенно зависит от обстоятельств. Иногда он говорит что-нибудь такое, из-за чего мне кажется, что он всё на свете знает и никогда не испытывал проблем с памятью. Самое весомое доказательство этого – его абсолютная уверенность в некоторых вопросах, а как в чём-нибудь может быть уверен человек, у которого нет памяти? Ведь память – это копилка уроков, ювелирно полирующих грани личности.
Альфа впервые обнажает на своём запястье часы, изучает их, потом, прищурившись, вглядывается в простирающееся перед нами ущелье – ищет, как нам спуститься, прокладывает путь. Неужели до сих пор его вела только память? Разве можно с такой точностью запоминать путь в местности, где есть только ели и камни? Горы. Горы – лучший ориентир.
Внезапно почти нерушимую тишину в долине нарушает неожиданный грохот: со склона позади нас летят несколько довольно крупных камней.
- Господи, что это? – успеваю воскликнуть я.
Альфа с тревогой вглядывается в участок уже пройденного нами пути, потом, обхватив мою голову обеими ладонями, направляет мой взгляд в нужную точку. На остроконечном выступе скалы, в таком месте, куда, казалось бы, не забраться ни одному живому существу, почти неотличимые по цвету от окружающего пейзажа стоят пять украшенных благородными рогами животных.
- Кто это? – шёпотом спрашиваю я.
- Горные бараны, - отвечает Альфа.
Мы не успеваем спуститься в ущелье до захода солнца, и этот ночлег – самый холодный из всех, какие мне пришлось пережить. Не помогает ни прогретая костром земля, ни тёплый спальник. Альфы рядом со мной нет – он снова на страже моего сна, а я… я никак не могу без него уснуть.
Моё утро начинается ещё затемно, чтобы и Альфа успел поспать, но он молча складывает палатку, и мне становится очевидным, что спать он не будет.
Отсутствие отдыха никак не сказывается на скорости, с которой мы держим свой путь, единственное, что удручает – это усталость в глазах моего проводника. И я знаю, что у него и в мыслях нет корчить из себя героя, просто он не способен уснуть, а это – верный признак того, что дела у нас не так и хороши, просто меня не обо всех нюансах ставят в известность.
Только на второй день обходного пути мне становится ясно, почему так был расстроен Альфа: снег. Он повсюду, но его недостаточно, чтобы надёжно удерживать ноги, наоборот, наши подошвы то и дело соскальзывают с вершин невидимых под неглубоким снежным настилом камней. Альфа не выпускает мою руку из своей и ровно тысячу раз напоминает об осторожности. Продвигаемся мы с черепашьей скоростью, и только теперь, изучив местность, я окончательно понимаю, что же на самом деле произошло: узкий участок пути, который соединял две легко проходимые вершины, обвалился, и обходить теперь нам приходится не гору, а горную гряду, что превратило запланированные Альфой пару часов пути в нескончаемые дни. Ни одного косяка гусей не пролетело за эти дни над нами, горные бараны ни разу не подошли к нам на расстояние, которое могла бы преодолеть стрела Альфы, но и она вряд ли бы убила животное, а если бы и убила, вряд ли мы смогли бы его достать с практически вертикальной каменной стены, куда взобраться под силу только самим этим баранам. У нас почти закончилась вяленая рыба и орехи, и голодное урчание в животе уже стало привычным.
Но Альфа не подаёт виду, что положение наше с каждым днём становится всё более рискованным.
- Может быть, нам вернуться к чаше? – несмело предлагаю я.
- Нет, - отрезает он.
- Мы ещё успеем до сильных морозов вернуться к маяку…
- Нет.
И мы снова идём, и вот уже сутки, как Альфа ничего не ел. Орехов осталось всего две горсти, и я растягиваю их, как могу, а Альфа злится и требует, чтобы жевала и глотала при нём.