Вспомним мы пехоту...

Тишина на границе. Ни души на японской стороне. Где они там прячутся? Видимо, в хорошо замаскированных блиндажах. Сверху я вижу только наши секреты, выдвинутые вперед, к самой пограничной линии. В полукилометре — кукурузное поле, за ним — корейская деревушка. Бывало, в спокойное время на этом поле работали крестьяне. Теперь — ни души. Деревня словно вымерла. Значит, японцы выселили крестьян. А это может означать только одно — пограничная полоса стала прифронтовой.

Жаркое июльское солнце скатилось к верхушкам сопок на западе. Бойцы поужинали сухим пайком. Стемнело. Высыпали звезды. Стало прохладно. Наступила ночь. Рота находилась в полной боевой готовности. Никто не сомкнул глаз. Я прошел вдоль позиции роты, поговорил с бойцами. Настроение бодрое. Но чувствуется взволнованность. Ждут ребята — вот-вот начнется… Пулеметчик Бабушкин по обыкновению балагурит:

— Скучно, товарищ лейтенант. Спят, видно, самураи, намучились с утра, когда им наши дали.

— Это их дело, вот вы не засните, — отвечаю.

— А я привык не спать. До армии, бывало, целое лето в ночном…

— Из деревни родом?

— Так точно, из Тульской области, деревня Детчино.

Поговорил с Бабушкиным, с его вторым номером Гошей о деревенской, так знакомой мне жизни. А на душе кошки скребут. Тишина. Что она означает? Ведь это не просто тишина, а пограничная тишина.

Рассвело. Легкий туман в низинах зарозовел. Взошло солнце. А на той стороне по-прежнему ни души, ни звука. Что же это на самом деле? Неужели отвели японцы войска?

Солнце чуть поднялось, и сразу захотелось укрыться в тень — жарко.

День тянулся томительно долго. Бойцы спали по очереди. Дважды приходил связной от Разодеева. Наконец скрылось солнце, отступила изнуряющая жара. «Сколько же нам здесь сидеть? — думал я. — И из полка никаких вестей…»

От озера, от реки Тумень-Ула, что петляла по японской стороне, начал наползать туман. Прошлой ночью он был редок, а нынче разливалась сплошная молочная густота, поглощая кустарник на склонах сопок.

Стемнело. Видимости никакой. Влажная мгла окутала все вокруг. Самая подходящая обстановка для поиска разведчиков. На душе неспокойно. Отправился вдоль боевых порядков. Навстречу — командир взвода младший лейтенант Бакулин.

— Как у вас?

— Как в кино, товарищ лейтенант.

Смеюсь:

— Почему «как в кино»?

— Вокруг темно, впереди бело, и чувствуем локоть друг друга.

— И смотрите только вперед?

— Так точно.

— А вы и на фланги посматривайте — коварство нашего противника известно.

— Слушаюсь.

Перед рассветом навалилась на меня дремота. Сижу в своем окопчике, клюю носом. И вдруг впереди у подножия сопки грохнул выстрел. За ним — второй, третий… И вот уже застучал пулемет. С нашей стороны в ответ не раздалось ни единого выстрела. Выдержали нервы у бойцов: никто не открыл без приказа огня. А демаскируй мы расположение наших огневых точек — японцы накрыли бы их минами пли артиллерией. Тенью проскользнули выдвинутые вперед наблюдатели. Значит, поднялись японские цепи. Вскоре донесся топот сотен ног, крики «Банзай!», затем показались размытые туманом силуэты вражеских солдат. До них оставалось не более полусотни метров, когда вверх взвилась ракета, пущенная командиром роты, и тотчас послышалась команда, раскатившаяся многократным эхом:

— Огонь! Огонь! Огонь!

Залпом грянули винтовочные выстрелы. Захлебываясь, застрочили пулеметы. Били на выбор, в упор. О себе не говорю, я снайпер, но тут и обыкновенные стрелки не мазали. По инерции японские цепи еще несколько секунд, редея на глазах, катились вперед. Потом замерли на мгновение и, как волна прибоя, хлынули вниз по склону, растаяли в тумане. Отступление произошло столь стремительно, что мне удалось сделать в спину японцам не более двух выстрелов. Впереди, перед собою, на узком участке, я насчитал десятка полтора убитых… Да, не берегут японцы своих солдат. Но теперь и нам не поздоровится — жди минометно-артиллерийского налета.

И верно, в наших боевых порядках начали рваться мины, осколки с противным визгом пролетали над головой. Появились убитые, послышались стоны раненых. Ползком засновали между окопчиками санитары.

Минут через двадцать опять показались японские цепи. На этот раз они были не так густы, солдаты шли перебежками, часто ложились. Мы не стреляли, ждали, когда атакующие достигнут пристрелянной полосы. В то же время важно было не допустить, чтобы они приблизились на бросок гранаты. Когда заработали наши пулеметы, японцы залегли, и тотчас позади них, в глубине, зарницей блеснули вспышки орудийных выстрелов. Прицел вражеские артиллеристы взяли неточный, снаряды рвались позади нашей позиции.

Судя по звуку разрывов и треску пулеметов, жаркий бой шел и на Заозерной. Как-то там Разодеев? Исходя из огневой мощи противника, на обе сопки наступает не менее двух полков пехоты с артиллерией.