Вспомним мы пехоту...

Накануне наступления разведчики на флангах потревожили противника, завязали бой, чтобы точнее установить передний край вражеской обороны и систему огня.

Весь день я провел в полках первого эшелона и в артдивизионах, еще и еще раз проверял их готовность. Вечером лег пораньше спать, чтобы завтра иметь свежую голову.

Поднялся я затемно и отправился на наблюдательный пункт. Снова и снова все продумал до мелочей. Кажется, сделано все, что нужно. Штурмовые батальоны возглавляют Герои Советского Союза капитан Данько и майор Зубалов — офицеры надежные, бывалые. На направлении главного удара — километр по фронту — сосредоточено 260 стволов артиллерии и минометов.

Светало. День 5 марта 1944 года обещал быть ясным. Раньше мы не любили ясные дни — они давали возможность авиации противника бомбить нас. Теперь такие дни нам на руку: в воздухе господствовала наша авиация.

Часовая стрелка двигалась к семи. Я попросил адъютанта Смирнова вызвать моего заместителя полковника Пырялина и начальника разведки майора Кустова.

Без одной минуты семь. Снимаю трубку полевого телефона и приказываю открыть огонь.

Землянка заходила ходуном, зазвенел стакан на столе, с потолка и стен посыпалась земля. Все четверо — Пырялин, Кустов, мой адъютант и я — стояли и, улыбаясь, слушали этот давящий на барабанные перепонки грохот — для нас он звучал музыкой, гимном, воспевающим мощь Красной Армии. Впервые довелось нашей дивизии перед наступлением обрабатывать позиции противника огнем такой плотности. Не привыкли еще.

С НП было видно, как немецкие позиции вздыбились черной стеной, подсвеченной оранжевыми сполохами. Стена эта стояла все время, пока длилась артподготовка. Когда до окончания се осталось две-три минуты, я кивнул Смирнову:

— Давай.

Тот взял со стола ракетницу и вышел. Хлопка выстрела я не слышал, но тотчас увидел, как из нашей передовой траншеи выскочили солдаты и бегом устремились к позициям противника.

Орудия смолкли. Черная стена начала оседать. Утренний ветер сносил дым в нашу сторону, и наступающие штурмовые батальоны вскоре словно бы растворились в нем. Только слышалось издалека:

— …а-а-а-а!!!

Первое донесение: противник, подавленный нашим минометно-артиллерийским огнем, потерял способность к организованному сопротивлению и откатывается ко второй полосе обороны. Я связался с правым и левым соседями. Они также прорвали первую полосу обороны. Позвонил Грозову, затем Могилевцеву:

— Вводите в прорыв главные силы, а то соседи наступят на пятки.

— Не беспокойтесь, ноги у нас длинные, а кругом степь привольная, — отшутился Могилевцев.

Весел был подполковник. Еще бы — штурмовой батальон его полка прошел через передовые позиции гитлеровцев, как нож сквозь масло.

Через два часа Грозов сообщил, что штурмовой батальон Данько занял господствующую высоту и глубоко вклинился в оборону противника. Остальные батальоны встретили упорное сопротивление и ведут бои. В целом полк продвинулся на три километра.

На НП появился подполковник Новиков. Недавно он был назначен командиром артиллерийского полка. Поздоровавшись, спросил:

— Ну как сработали мои пушкари?

— Как боги, — улыбнулся Кустов.

— Продвигайтесь за частями, подполковник, — приказал я Новикову. — Грозов на правом фланге завяз, помогите ему огнем.

Новиков по телефону передал мое распоряжение на свой КП и ушел.

Могилевцев доносил: штурмовой батальон Зубалова отразил несколько контратак и овладел высотой. Полк, преодолев минное поле и инженерные заграждения, продвигается по шоссе. Впереди деревня Поповка…

К исходу дня Поповка была в наших руках. Батальоны Борисова и Зубалова завязали бой за следующий населенный пункт — Гусаково.

182-й полк при поддержке артдивизиона, который бросил ему на помощь Новиков, сломил сопротивление противника и устремился к реке Горный Тикач. Батальоны 184-го полка ночью овладели Гусаковом и форсированным маршем двинулись к Горному Тикачу. За первые сутки наступления дивизия в условиях распутицы продвинулась на 10–15 километров — темпы невиданные.

Еще вечером я со своим штабом двинулся вслед за наступающими войсками. Свой НП я организовал на склоне высоты, с которой просматривалась долина реки Горный Тикач и левее, в дымке, крошечные домики городка Тальное.

По пути из штаба на НП мы с адъютантом зашли на пункт сбора раненых. Медсанбаты из-за бездорожья отставали, и тяжелораненых пока разместили в палатках, легкораненых — прямо под открытым небом, благо было тепло. Они сидели на кирпичах, на досках и обгоревших бревнах, курили, вели неторопливые беседы.

Я шел, вглядываясь в бледные, с серым налетом, будто дорожной пылью присыпанные, лица. Завидев меня, некоторые пытались встать, но я приказывал сидеть.

Один из бойцов, глядя на меня, почему-то улыбался. У него была до пояса распорота гимнастерка, грудь забинтована, левая рука держалась на перевязи. Лицо бойца показалось мне очень знакомым. Я остановился.

— Мы с вами, товарищ боец, не встречались?

— Так точно, встречались, товарищ гвардии полковник. Рядовой Петров Василий Васильевич.

— Васек! — обрадованно воскликнул я.