— Я заставила тебя пойти на этот ужин. Теперь понимаю, что поступила опрометчиво. — Амаль покаянно вздохнула. — Я надеялась, что тебе полегчает, когда ты с ними познакомишься, но оказалась не права. И это не твоя вина. — Она подняла на него глаза. — Ты оказался в труднейшей ситуации и справился с ней гораздо лучше, чем я ожидала.
Амаль могла бы об этом и не говорить. Он знал, что она ожидала от него вспышки гнева во время ужина.
Неужели его дискомфорт был настолько очевиден?
Мансур криво усмехнулся. Кого он обманывает?
Он из кожи вон лез, чтобы не сорваться. И сейчас радовался, как ребенок, что ноги уносят его все дальше от ресторана и воспоминаний об ужине, на котором не хотел присутствовать.
Амаль пошла вперед, и Мансур двинулся следом.
— Что ты там говорила, что, по мнению твоего отца, ты похожа на свою мать… — Он замолчал и дал ей возможность решить, хочет ли она делиться этим соображением дальше.
Амаль улыбнулась, хотя и с оттенком грусти, и кивнула:
— Это правда. Он часто повторял это, когда я была младше. — От эмоций у нее перехватило горло, и она едва слышно произнесла: — Когда моя мама была жива.
— Ты помнишь?
Он спрашивал ее о чем-то подобном, когда она говорила о своих личных причинах построить больницу в Харгейсе. Амаль сказала ему, что ее детские воспоминания возвращаются с обнадеживающей скоростью. Многие из ее взрослых воспоминаний оставались размытыми.
Тем лучше для него, подумал он сначала. Однако теперь, проведя с ней пять дней и осознав, что он все еще неравнодушен к этой пылкой и великолепной женщине, Мансур признал, что тот факт, что она не помнит о его неудачном предложении руки и сердца, его не утешает.
— Мои воспоминания, конечно, отрывочны, — произнесла Амаль.
Ее голос гипнотически действовал на Мансура, его разум затуманивался, когда он слушал ее.
Она снова вздохнула, и ее голос дрогнул.
— Позже было трудно вынести это сравнение.
Она имела в виду — после смерти ее матери.
— Естественно, — пророкотал он.
— А он снова напомнил мне об этом, когда навестил меня после моего выхода из больницы. Мансур резко остановился и схватил ее за плечи.
— Мансур?…
Его имя слетело с ее губ, глаза округлились, и свет уличного фонаря не скрыл ее любопытства. По крайней мере, от удивления с ее лица исчезла печаль. Мансур не хотел, чтобы она грустила. Он любил ее непринужденные улыбки и ее умение радоваться самым простым вещам.
Он любит ее.
— Твой отец не должен был этого говорить, — процедил он.
Амаль пожала плечами:
— Мне было больно это слышать, но я не помню ее отчетливо. У меня остались фотографии. А отец любил мою мать. И возможно, в какой-то момент он даже заботился обо мне и моих братьях, потому что ему нужно было заглушить душевную боль, которая приходит с потерей любимого человека. — Амаль схватила его за запястье и сжала. — Мы ничего не можем поделать с тем, если на кого-то похожи.
— И все же он не должен был так говорить, — проворчал Мансур.
В этот момент Амаль прижалась к нему и, приподнявшись на цыпочки, обняла за шею. Мансур не растерялся и тоже сжал ее в объятиях. Обнимать Амаль было так приятно. Она готова была мир перевернуть ради него. Со стоном он уткнулся в ее хиджаб, жадно вдыхая духи с ароматом уда.
Она растворилась в нем и мурлыкала от удовольствия. И это не игра воображения. Все происходящее реально.
Титаническим усилием воли Мансур прервал объятие и заглянул в эбеновую глубину ее глаз. Он едва сдерживался, чтобы не признаться ей в любви.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Амаль.
Она тоже не отрывала от него пристального взгляда. Что, если она чувствует то же самое? Вдруг он тоже ей небезразличен? Есть ли у их отношений будущее? Любит ли она его?
Амаль на мгновение зажмурилась, а потом открыла глаза и спросила:
— Мы можем продолжить разговор в отеле?
Мансур от избытка чувств лишь молча кивнул.
Она доверчиво вложила свою руку в его широкую теплую ладонь, и они быстро пошли к парковке.
У Мансура было легко на душе, а в сердце поселилась надежда, что их с Амаль чувство взаимно.
Пока Мансур заваривал чай на кухне своего номера, Амаль, глядя на ладонь, вспоминала, каково это — идти рука об руку с Мэнни. Ощущение до сих пор было весьма приятным.
Вечер еще не закончился. Амаль была счастлива оставаться с Мансуром подольше. Ей не терпелось спасти то, что она чуть было не разрушила нынешним вечером.
Семейный ужин нельзя было назвать иначе как катастрофой. Это по ее инициативе состоялся ужин, в ходе которого Мансуру пришлось столько пережить. И осознание этого факта причиняло Амаль страшную боль.
Но когда он вышел из кухни с чайным подносом, уже не выглядел так, словно мир рухнул.
Амаль улыбнулась:
— Почему ты не позвал меня на помощь?
— Ты в моем номере. А значит, моя гостья.
Мансур поставил поднос на кофейный столик и спросил:
— Ты уверена, что не хочешь десерт? Мне кажется, я не дал тебе его заказать за ужином.
Ее сердце затрепетало от его слов. После того как она облажалась сегодня вечером, как он мог быть таким милым с ней?