Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Если в какой-то сцене требовалось изобразить определенное чувство, Моррис призывал вернуться назад и подобрать соответствующие ассоциации. Скажем, запах свежего кофе вызывает воспоминания о том, как тебе шесть лет, а мать варит кофе, возможно, и не для тебя, а для твоего отца. Ты мысленно представляешь себе, как сидишь на кухне — такой, какой она была, когда там находились мать и отец, — и наконец оказываешься в определенном эмоциональном состоянии. Причем привел тебя в него запах кофе. Или, быть может, аромат роз: ты впервые преподнес цветы своей подруге. Ты видишь ее перед собой, видишь ее улыбку, она целует тебя, и все это навевает какое-то другое настроение. А может быть, ты слышишь рок-н-ролл шестидесятых, и музыка возвращает тебя в тренажерный зал, где кто-то включил радио, когда ты занимался. Моррис старался помочь мне подобрать соответствующие отправные точки, чтобы вызывать определенные чувства, которые могли мне потребоваться для съемок в «Оставайся голодным». Он говорил: «Вспомни, когда ты состязался и победил, ты испытал пьянящий восторг? Возможно, это пригодится в какой-нибудь сцене».

И мне приходилось объяснять, что, одержав победу, я не испытывал особой радости, поскольку победа для меня была чем-то само собой разумеющимся. Она являлась частью моего ремесла. Я просто был обязан победить. Так что я не чувствовал никаких «Ура! Я победил!». Вместо этого я просто говорил себе: «Так, это дело сделано. Переходим к следующим состязаниям».

Я сказал, что гораздо больший восторг мне всегда доставляли приятные неожиданности. Сдав все экзамены на курсах в университете, я выходил из класса в полном восторге, поскольку, хотя и надеялся их сдать, все равно успех явился для меня приятной неожиданностью. Или, к примеру, я отправлялся в гости на Рождество и получал неожиданный подарок. Я объяснял все это Моррису, а он просто говорил: «Хорошо, тогда возвращаемся к этому моменту».

Он продолжал рыться в моем прошлом. Что я чувствовал, когда влюбился? Когда расставался? Когда уехал из дома? Когда родители сказали, что я должен начать выплачивать им Kostgel — деньги на еду, — если хочу и дальше жить с ними? У американцев такое не принято, поэтому что я почувствовал? Моррис перебирал массу всего, пока наконец не находил подходящее чувство.

Сперва все это вызывало у меня отвращение. «До сих пор мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, — заявил я. — Я привык жить не так». Моррис не поверил ни одному моему слову. «Ты пытаешься представить себя как человека, которому неведомы чувства, но не обманывай себя. Не обращать на чувство внимания или отмахиваться от него еще не значит вовсе его не испытывать. На самом деле чувства у тебя есть, потому что я вижу это в твоих глазах, когда ты говоришь определенные вещи. Ты не обманешь того, кто привык обманывать сам».

Моррис учил меня получать доступ к чувствам, отложенным в моей памяти.

— Чувства есть у всех, — говорил он. — И вся хитрость актерского мастерства заключается в том, чтобы быстро вызвать их в нужный момент. Как ты думаешь, почему некоторые актеры могут плакать по своему желанию? Не механически изображать плач, а плакать по-настоящему, когда искажается все лицо и дрожат губы. Это означает, что актер способен очень быстро вспомнить что-то очень-очень печальное. И для режиссера важно сделать хорошо два первых дубля, потому что актер не сможет повторять все снова и снова без того, чтобы не скатиться на бесчувственную рутину. Нельзя слишком часто играть с сознанием, — закончил он. — Но тут я нисколько не беспокоюсь, потому что Боб Рейфелсон, несомненно, отличный режиссер. Он сам все это прекрасно понимает.

В «Пяти легких пьесах» есть одна сцена, в которой Джек Николсон плачет. Эрик рассказал мне, что Рейфелсон остановил съемки и говорил с Николсоном два часа, пока не увидел, что задыхается от слез. Они говорили о чем-то из его жизни, говорили слишком тихо, чтобы не услышали окружающие. Наконец Боб объявил: «Отлично, Джек, оставайся вот таким», подошли остальные актеры, начали снимать сцену, и Джек расплакался.

— Боб заставил его плакать, — закончил Эрик. — Иногда это дается с огромным трудом, иногда получается легко, иногда вообще не происходит, и тогда приходится начинать все сначала на следующий день. — И я сейчас стараюсь снабдить тебя всеми необходимыми инструментами, — продолжал он. — Возможно, ты не плакал, узнав о смерти брата, не плакал, узнав о смерти отца. Но, наверное, тебя очень печалит, что ты был здесь, они умерли, и теперь вы с матерью остались одни?

Эрик перепробовал все подходы, но тут мы наткнулись на глухую стену. Я не знал, как быть. Ничего не помогало. Поэтому в конце концов мы решили, что со слезами по желанию придется подождать.