Вспышка

А ты пришёл к власти. И правил мудро и осторожно. Ты объяснил людям, что с той поры никто не смеет искать бессмертия. Ни один мужчина не будет солнцем, и ни одна женщина не будет луной. Никто не сочтёт себя лучше других и не позволит собой командовать. Не будет в этой земле королей и королев. Все люди будут едины. А их кожа, прекрасная и чистая, станет знаком того, что все принадлежат земле и никогда не возжелают превратиться в солнце, луну или звёзды. И каждый год в день смерти брата ты падал на колени и оплакивал горькую потерю – своего брата, сбросившего кожу и утратившего бедную, заблудшую душу.

Глава двадцать восьмая

Слова этой легенды жгут, будто с меня сдирают кожу, но я слушаю. «Рассказ о влюблённых читали на прощании с папой», – хочу я сказать Сане. Вот только в этой истории всё перевёрнуто. На самом деле это рассказ о любви, прекрасной и бессмертной. О том, что кожу можно снять, но любовь будет жить вечно, как душа. А сейчас я слушаю леденящее душу сказание о жадности и властолюбии.

Наши легенды такие разные… Если бриллиант поднести к свету, он рассеет лучи в разных направлениях. Каждый луч, как дорога, поведёт путников в разные стороны, и со временем они всё больше отдалятся друг от друга.

Мел мечтала выяснить, как легенды пустых влияют на их жизнь и уводят всё дальше от истины. Наша рассказчица полагала, что, стоит ей понять пустых и их истории, и она найдёт способ их спасти. Рассказчица искренне верит в силу наших легенд. Возможно, Мел даже надеется, что, выслушав её, пустые передумают. Волшебные слова нашей рассказчицы развеют злое заклятие, наложенное на этих несчастных, и они увидят свет истины.

Сана смотрит на меня совершенно бесстрастно. Понять, о чём она думает, невозможно. Но я не готова отвечать на её безмолвный вопрос. Какая история правдива, а в какой ложь? Наша или чужая? Или, может быть, они обе в чём-то правдивы и лживы одновременно?

– Эту легенду мне рассказывал отец, – наконец решаюсь я нарушить молчание. – Только немного по-другому.

– Твой отец начал рассказывать ту историю и нам, – отвечает Сана, не глядя на меня. – Однако старейшины велели ему замолчать. Какой смысл слушать ложь, если знаешь правду?

Слова Саны мне что-то напоминают. Или кого-то. Её рот кривится в угрюмой усмешке.

Мне хочется разговорить наставницу, но я не знаю, с чего начать, и прячу свои мысли поглубже, как одинокий камень на дне глубокого кожаного мешочка. Подумаю об этом после.

– Он вам нравился? – спрашиваю я Сану, когда мы убираем скребки на место. – Мой отец… нравился?

Похлопав на прощание по шее лошадь, Сана отряхивает одежду.

– Пойдём прогуляемся, – отвечает она с натянутой улыбкой.

Мы идём на холм, где всегда горит огонь. Сана так долго молчит, что я уже и не надеюсь дождаться ответа, но она всё же поворачивается ко мне и произносит:

– Нравился ли он мне? Не знаю. Он любил мою лучшую подругу. Почти так же сильно, как я. – Глаза Саны блестят от слёз. – Он как будто зажёг в ней огонь. Высек искру – и она стала ещё прекраснее, чем была. Её радость и смех были заразительны. – Сана улыбается и медленно направляется к огню. – Когда она отдала своё сердце Джоэлу, то лишила меня частички своей души. Наверное, так всегда бывает.

Мы останавливаемся у костра, глядя на языки пламени. При свете дня костёр выглядит по-другому: его таинственные силы тают в дневном свете. Даже ароматы поленьев и запах дыма сейчас слабее, чем в темноте.

– А потом вы потеряли её окончательно, – едва слышно говорю я в такт потрескивающим в огне дровам.

– Смерть Миранды – это самое страшное горе в моей жизни.

Мне хочется рассказать, поделиться – я тоже знаю, что значит терять лучших друзей. И хоть Верити жива, но её нет рядом, как и мамы, и Оскара, и других. В Сейнтстоун меня влечёт любовь. Непреодолимая тяга увидеть людей, с которыми остались частички моего сердца. А теперь и в Фетерстоуне у меня появились новые друзья, близкие, о которых болит душа.

Любить тяжело. Очень. Не знаю, почему мы не откажемся от любви. Разве только… Ответ подсказывает выражение на лице Саны. Мучительные страдания любви сродни боли от укола иглы чернильщика, когда тёмная капля попадает в кожу с острым кончиком иглы, давая жизнь прекрасному рисунку.

Глава двадцать девятая

– Галл, а ты помнишь, откуда они все у тебя? – спрашиваю я на следующий день.