Огромная, достойная современной одалиски кровать была завалена книгами и журналами, которые Дэлии удалось найти. Мягко горел ночник, стакан воды и пульт дистанционного управления телевизора были под рукой, из стерео неслась нежная музыка – «Мужчина и женщина», «Тема Лары», «Лунная река».
Посреди всего этого лежала Дэлия, натянув до подбородка стеганое шелковое покрывало и защитив глаза от света черной бархатной повязкой. Лежала неподвижно, как статуя, и только неровное дыхание выдавало, что она бодрствует.
Чего только она ни перепробовала: считать овец, считать от ста до нуля, молиться, мысленно заставлять неметь тело, начиная с пальцев ног, как учил ее Тоши Ишаги. Дэлия пролистала кучу журналов и пыталась читать книгу. Затем откинулась на подушки, убежденная в том, что если все другие средства бессильны, то уж Мантовани точно унесет ее в царство снов.
Ну что же, она ошиблась. Последние два часа только и делала, что беспокойно ворочалась, без конца взбивая пуховые подушки.
В конце концов она села, стянула с лица повязку и, отшвырнув ее прочь, стукнула кулаком по кровати.
Бесполезно. Ничего не помогало. Как ни старалась она выбросить все мысли из головы и забыться спокойным сном, перед ее взором, приводя в исступление, то и дело настойчиво вставало лицо – кого бы вы думали? – Наджиба Аль-Амира! Наджиба Аль-Амира, мерзавца, равного которому нет на свете, подонка, по сравнению с которым все остальные подонки казались младенцами, арабского преступника, благодаря которому – ей это было прекрасно известно – она и попала в эту переделку. Чтоб его четвертовали, а потом пусть он вечно горит в аду на медленном огне! Чего только она ни перепробовала, чтобы изгнать его из своих мыслей. Дошла даже до того, что стала придумывать для него подходящий конец: расчленение в результате страшной аварии; перелом позвоночника, из-за которого он становится калекой; проказа в последней стадии; кастрация, что звучало наиболее заманчиво. Когда же и это не помогло, она попыталась мысленно убить его, представляя себя кем-то вроде безумной оперной Медеи. В мыслях Дэлия то закапывала его, то била дубинкой, то казнила на электрическом стуле. Она испробовала все способы убийства, которые только смогла вспомнить, в том числе и самые ужасные: электронож, паровой утюг и паяльную лампу. Но его лицо выходило из всех этих воображаемых злоключений целым и невредимым, и от этого она злилась все больше и больше.
В конце концов, чувствуя, что ее нервы по-прежнему натянуты, как стальные пружины, она резко откинула покрывало и выскочила из постели. Дэлия была так напряжена, что у нее дрожали руки. Затем она опустилась на край кровати и принялась тереть ладонью глаза. Нужно взять себя в руки! Иначе, если она не будет осторожна, то просто заболеет. Слишком уж велика амплитуда: от глубочайшего отчаяния до страшного гнева.
Это так на нее не похоже. Так странно. Что с ней творится?
А ночь все тянулась – казалось, ей не будет конца.
Она призывала сон. Если бы только удалось поспать, тогда хотя бы на несколько благословенных часов она перестала бы о нем думать! Как было бы чудесно!
Дэлия снова залезла в кровать, натянула на себя покрывало и закрыла глаза, но еще долго лежала без сна.
Никогда прежде ей не доводилось испытывать такую муку, такой гнев и такую полную беспомощность.
Он, ее враг, завладел всеми ее мыслями, не позволяя ей изгнать его оттуда.
Проклятье!
Как будто мало всех бед, связанных с ее похищением, теперь приходится сражаться с голосом собственного сердца – смятением чувств и крайним волнением. Часы шли за часами, а он по-прежнему стоял перед ее мысленным взором, его хищные глаза жадно вглядывались в нее, проникая все глубже и глубже, как будто пытались выведать какую-то тайну.
Она была…
Дэлия поспешно отогнала от себя эту мысль.
Этого она не вынесет. Только не те желания, которые он пробуждал в ней. Они слишком порочны, чтобы даже думать об этом. Может быть, с надеждой решила Дэлия, если она выберется из этого проклятого места и очутится далеко отсюда, тогда старая поговорка «С глаз долой – из сердца вон» еще раз докажет свою правоту и ей удастся вычеркнуть его из памяти. Не мог же он в самом деле пробраться так глубоко внутрь нее, что навсегда останется в душе?!
А может быть, именно это и произошло?
Наконец перед самым рассветом она забылась неглубоким, тревожным сном. И, конечно, во сне видела его – кого же еще? Он держал ее в плену своих рук, крепко сжимая в стальных объятиях, и эти объятия были такими реальными и живыми, что она чувствовала жар его тела и слышала быстрое биение его сердца.
Он был горячим, и твердым, и восхитительно влажным…
Дэлия проснулась в холодном поту. В висках стучало, сердце билось как бешеное. Она была в смятении, вся дрожала, стыд и горькая ненависть к самой себе переполняли ее. Сон показался ей слишком реальным; у нее было такое чувство, как будто ее вываляли в грязи, унизили, изнасиловали. Как могло такое даже присниться?