– С удовольствием. – Она как-то по-особенному тряхнула головой и ее волосы волной прокатились по плечу. Когда они свернули за угол, она уткнулась в грудь подбородком, желая защититься от колючих порывов холодного ноябрьского ветра.
Они сидели на пластиковых стульях на втором этаже душного ресторана «Макдональдс» уже больше часа, заказав в складчину шесть чашек кофе и четыре порции «фри». Перегнувшись через стол, она кормила его из рук.
– Мне кажется, девушка, которая стоит внизу за стойкой, нас жалеет, – смеясь, заметила Дэлия, поднявшись наверх еще с одним подносом. – Она попыталась украдкой сунуть мне пару гамбургеров.
– А ты не сказала ей, что испытываешь слабость к картошке?
– Сказала, но не думаю, что она мне поверила. Она наверняка думает, что это единственное, что мы можем себе позволить. – Дэлия сняла пластмассовые крышки с кофейных стаканчиков и уселась на свое место. – А теперь расскажи мне о себе, – приказала она. – То, чего я еще не знаю.
– А ты еще ничего обо мне не знаешь. Мы же только что познакомились.
– Ну конечно. – Раскрыв крошечные бумажные пакетики с солью, она ссыпала ее в кучку, чтобы макать туда картофельную соломку. – Ты, по всей видимости, француз, но хорошо говоришь по-английски: следовательно, ты уже много лет живешь здесь. Твои джинсы изорваны, но это ничего не значит, поскольку сейчас модно носить рваные джинсы. Твоя старая мотоциклетная куртка может быть твоей излюбленной одеждой, но шарф у тебя тоже рваный, а каблуки на ботинках стесаны. Подметка на левом ботинке начинает протираться, из чего я заключаю, что ты находишься в довольно стесненном финансовом положении. А связанный из самой лучшей ирландской шерсти свитер ты, очевидно, получил в подарок, поскольку тебе бы в голову не пришло купить себе самому такой дорогой свитер. Скорее всего, это подарок какой-нибудь богатой подружки. Потом, хотя длинные волосы сейчас в моде, твои явно не являются следствием похода в парикмахерскую, из чего следует, что тебе, безотносительно к твоим занятиям, не надо стараться выглядеть наилучшим образом. А эти маленькие круглые очки в стиле Гиммлера, от которых ты не желаешь отказываться, наводят меня на мысль, что тебе, в общем-то, все равно, как ты выглядишь. Они уродливы, но вполне функциональны. – Дэлия откинулась на спинку стула и, сладко улыбнувшись ему, принялась помешивать кофе пластиковой ложечкой. – Что скажешь? На его лице было написано изумление.
– Тебе следовало бы быть детективом. А что, все это так очевидно?
– Без сомнения. – Дэлия кивнула и, потянувшись за еще одной соломкой, макнула ее в соль и принялась задумчиво жевать.
– Тебе вредно есть столько натрия. – Он показал на соль.
– Я никогда не ем соль.
– А сейчас ты что делаешь?
– Я ем соль только вместе с соломкой. А когда это случается, никак не могу наесться. – Она говорила таким тоном, будто поверяла ему самую сокровенную из своих тайн. – Вообще-то я ем очень, очень здоровую пищу. – Затем она с любопытством оглядела его. – Дай-ка мне подумать… Ты – безработный актер?
Он рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы.
– Близко, но не совсем. Я изучал режиссерское искусство в Нью-йоркском университете, пока не сообразил, что могу научиться гораздо большему и, к тому же, неплохо заработать, если брошу учиться и стану работать в кинокомпании. Поэтому, как видишь, безработным меня вряд ли можно назвать.
– Тогда это объясняет твой потрепанный вид. Театральный хлам. – Дэлия с удовольствием отмстила точность своей оценки. – А сейчас ты работаешь? – Перегнувшись через стол, она протянула ему соломку.
Он послушно открыл рот.
– Я работаю помощником постановщика в одной немецкой кинокомпании, которая ставит здесь фильм, – ответил он, кончив жевать. – Хотя со временем мне бы хотелось самому стать режиссером. А ты? Чем ты занимаешься? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Ты – безработная актриса?
– Наполовину безработная. Я занята в одной постоянной труппе далеко-далеко от Бродвея, но в настоящий момент у нас перерыв между спектаклями. Еще три недели мы будем свободны от репетиций.
– Как называется эта труппа?
– Творческая Труппа Актеров. Мы помещаемся на Макдугал-стрит. – Она с надеждой взглянула на него. – Может, ты слышал о нас?
– Подожди-ка, последняя пьеса, которую вы играли, называлась «Ночь Уайльда», но мотивам эссе Оскара Уайльда? – Она жизнерадостно кивнула, ее глаза сияли, и он посмотрел на нее внимательнее. – Ты! Теперь я тебя вспомнил! Ты была одним из чтецов с белым лицом, и вся в черном, так что видно было только твое лицо! Ты еще стояла в дальнем углу и затмила всех!
На ее лице появилось довольное выражение, и – она обожала восторженные отзывы – даже перестала жевать. Затем, напустив на себя безразличный вид, снова принялась за соломку, которая была необычайно вкусной, намного вкуснее любой из тех, что она когда-либо ела.
Он вдруг возбужденно перегнулся через столик.
– Послушай, как ты смотришь на то, чтобы сняться в кино?