Всратые писатели

Антон пошел к сцене, пробираясь сквозь черные балахоны. Он проходил сквозь тёмную гущу, которая была темнее самого крепко заваренного чая. Иногда он выхватывал из толпы чьи-то лица, смутно знакомые: коллеги, бывшие писатели и блогеры, с которыми сотрудничал. Они проплывали мимо, кто-то улыбался, узнавая, но больше ничего.

Сверху шел снег, он окрашивался светом, шедшим от сцены, а когда попадал в толпу, то она всасывала этот свет и снежинка из белой становилась черной. Балахоны поглощали свет, создавая темную, слепую зону.

Антон вышел к сцене.

Ожидаемо, сверху сидел старец в балахоне, как монах Нестор. Он сидел с пергаментом в руках и гусиным пером аккуратно наносил буквы.

А рядом несколько людей аккуратно переписывали, написанное им же. Из толпы выходили люди и тоже вписывали что-то или садились за место кого-то и продолжали писать за других.

Где-то пел хор.

– Подойди ближе

Антон забрался на сцену и сверху посмотрел на толпу. В руку ему всунули пергамент. Он долго читал, оставаясь вне того, что происходит вокруг. Он долго читал. Очень долго, пока не прошла длинная зимняя ночь и не появились первые лучи солнца.

– Вот так нужно писать и жить, а твоя жизнь – это химера. Тебе кажется, что ты движешься куда-то, но на самом деле ты остаешься на месте и плесневеешь. Но думаешь, что ты куда-то движешься.

– А в чем тогда цель всего этого?

– Цели, деньги, машины, пароходы и яхты для компьютеров, для человека есть только путь.

И снова Антон оказался у подъезда, а потом в своей квартире, с маленькой плесневой родинкой.