Вставая на крыло (СИ)

Поедая похлебку, Марта начала повествование. Как нашла книгу, как первый раз превратилась… Как страшно было оказаться вдруг драконом, не умеющим вести себя и двигаться правильно. Тейрен слушал, изредка задавая вопросы. Когда Марта заговорила о том, как ее изгоняли, в голосе явственно зазвенели слезы. И менестрель осторожно обнял свою спутницу, успокаивая. Они проговорили полночи, а потом легли спать, соорудив лежанку из имеющихся с собой одеял. Во сне Тейрен крепко обнимал девушку, и та впервые за последние ночи спала спокойно и без метаний.

Несколько дней они ехали, почти не останавливаясь днем. Только на ужин или обед в попадавшихся придорожных трактирах. Ночевали когда в лесу, когда в тавернах. По дороге Тейрен пел Марте свои баллады и песни, а она рассказывала запомнившиеся от Ирганта истории. Девушке нравился менестрель – молодой, но уже столько повидавший парень оказался интересным собеседником и настоящим рыцарем, никогда не забывающим подать руку даме или открыть перед ней дверь. Дома, кроме Ника, ее никто не баловал подобным обхождением. Да и речи Тейрена отличались от грубоватого общения сельчан. Внешностью музыкант тоже удался: высокий, сильный (сказалось юношество в военном стиле), длинные темно-каштановые волосы, собранные в хвост. Сильные руки, способные держать на весу девушку и обнимать ее же на привалах. Марта понимала, что нравится Тейрену, возможно, он влюблен… И старалась не думать о том, что чувствует к нему сама. Нет, это было не то, что с Ником – там скорее теплая нежность, доверие, покой. С Тейреном было иначе. Порой, ловя на себе его чисто мужской, далекий от дружеского взгляд, девушка краснела и опускала глаза.

Сегодня природа решила подарить юным путникам сказку. Теплый ветер обдувал лицо, теряясь в волосах, запутываясь в хвостах лошадей и ветвях деревьев. Вечер осторожно спускался на землю, смягчая пронзительный свет дня, укутывая воздух прохладой, а на солнце накидывая оранжевую ткань темноты. Тейрен приметил симпатичную полянку, на которой можно было переночевать. Привычно устроив костер и ночлег, он повел Марту купаться на озеро неподалеку.

- Я лошадей почищу, ты пока плескайся тут, - улыбнулся он и ушел, чтобы не смущать раздевающуюся девушку. Вскоре лошади стояли возле деревьев, уплетая свежую траву и негромко фыркая. Тейрен, успевший ополоснуться с другой стороны озера, изгибающегося причудливой волной (камыши надежно скрывали от него Марту… и его от нее), сидел у костра, поджидая подругу.

Она вышла из-за деревьев, и менестрель от восхищения забыл, что надо дышать. Фигура девушки дышала негой и грацией. Мокрые волосы золотыми змейками струились по плечам и спине. Платье, в которое она переоделась после купания, плотно облегало не высохшее еще тело, оставляя простор для… ну, в общем, для нормальных мужских фантазий.

Однако Тейрен еще был и менестрелем. Руки сами собой схватили лютню и заиграли медленную лиричную мелодию… А губы запели.

- Прекрасна ты, любимая моя,

Из волн ночных, как птица, вылетая.

Красивее тебя я дев не знаю,

Тебе скажу я это, не тая.

Взгляд серых глаз, как небо, так же чист,

Улыбка ярче солнца, мягче пуха.

И голос твой – как музыка для слуха,

И просится мелодия на лист…

Марта смутилась.

- Тейрен… ты талант… Такие красивые строки…

- Не красивее тебя, милая, - он притянул девушку за руку к себе и укрыл одеялом. Руку не отнял, словно придерживая теплую ткань. Но Марте и не хотелось отстраняться. Положив голову на плечо Тейрена, она закрыла глаза, наслаждаясь теплом костра и покоем в объятьях менестреля. А он замер, боясь спугнуть пригревшуюся в руках доверчивость.

- Тейрен, - вдруг подняла голову Марта и лукаво улыбнулась. – А у менестрелей так принято – писать песни любимой? Наверное, ты каждую зовешь так?

- Нет, - неожиданно серьезно ответил Тейрен. – Ни одну еще не называл. Были девушки, которые мне нравились. Влюблялся… я ж все-таки менестрель. Но любимой – нет. Возлюбленной называл, богиней. Как угодно.

Марта слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо, и внимательно вгляделась в серьезные глаза цвета шоколада. Сейчас они были темные и строгие. Но вот под ее улыбкой потеплели, словно шоколад расплавился под солнечными лучами и стал светлее. Ответная улыбка смягчила резкий контур губ.

- Марта… – тихо проговорил Тейрен. – Я не шучу со словом «любимая». И…

Он не договорил, отводя с ее лица длинные пряди нежным, ласкающим движением. Девушка закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением. Только дурак не поцеловал бы ее в такой момент. Тейрен дураком не был и возможностью воспользовался, склонившись к губам Марты…