Встречь солнцу. Век XVI—XVII

Между тем приказчичьи заботы связывали Атласова по рукам и ногам, грозя отдалить поход до неопределённого будущего. Казалось, все земные и небесные силы сговорились против него. В последние несколько лет соболь на Анадыре стал так стремительно умаляться, что это сильно встревожило якутского воеводу. Он предписал Атласову любым способом взыскать ясачные недоимки за прошлые годы с анадырских юкагиров. Уже бывший до Атласова приказчик поступал с юкагирами слишком круто, забирая в счёт недоимок соболиные и собачьи шубы, меховые сапоги, малахаи, рукавицы. Некоторые стойбища оказались раздетыми чуть не донага. О каком новом взимании недоимок могла идти речь, если уже и теперь доведённые до отчаяния юкагиры грозились сжечь казачье укрепление?

Не о походе на Камчатку, не о спешном укреплении зимовья следовало позаботиться Атласову, о подготовке к длительной осаде.

Однако чем неблагоприятнее складывались для него обстоятельства, тем упрямее он решил добиваться своей цели, ибо и самые неблагоприятные обстоятельства кажутся грозными лишь до тех пор, пока не найден способ извлечь из них пользу, обернуть их другой стороной.

Проведя в раздумьях бессонную ночь, он решился на такой способ действий, какого не осмелился бы одобрить даже сам хитроумный Лука Морозко.

В Анадырском, как и во всех казачьих зимовьях и острожках воеводства, под залог уплаты ясака содержались в аманатах несколько юкагирских князцов из наиболее могущественных родов. Атласов наутро велел привести самого известного из них — знаменитого воина и охотника Ому. Он предложил князцу отправиться на переговоры в самый могущественный Канмамутеев род.

Атласов предлагал юкагирам выделить от всех родов шестьдесят лучших воинов и охотников, чтобы они отправились с ним на соболиный промысел на богатую реку Камчатку. В случае удачной охоты юкагирам удалось бы не только погасить все ясачные недоимки, но и на будущие годы иметь разведанные соболиные угодья.

Шансы на успех переговоров были малы, но и Атласов рисковал немногим: упустил бы одного из заложников — потеря невелика перед лицом грозно развивающихся событий. Зато в случае успеха переговоров победа могла бы стать полной и у него оказались бы развязанными руки для желанного похода.

Та смелость и уверенность, с какой уже почти запертые в крепости казаки вступили в деловые мирные переговоры, произвели на юкагиров как раз такое впечатление, на какое втайне даже от самого себя рассчитывал Атласов. Видимо, и юкагиры прослышали уже о Камчатке, и предложение Атласова показалось им ничуть не дерзким, но скорее дружественным.

Атласов, отпуская Ому на переговоры, говорил с ним так, словно Камчатка уже хорошо разведана казаками. Он дал понять князцу, что приглашает в этот поход юкагиров из чисто дружественных чувств, что действий прежнего приказчика не одобряет и обещает возместить юкагирам отнятое у них имущество из государевой подарочной казны[104] бисером и ножами. В случае успеха переговоров Атласов готов был выпустить Ому из аманатов и взять с собой на Камчатку, дабы он, как великий охотник, мог добыть столько шкурок, сколь позволит его известное всей тундре искусство, а как великий воин — охранять могучей рукой охотников от нападения неприятеля, если он объявится и попытается помешать мирной охоте.

Ома не подвёл. Ему удалось уговорить князца Канмамутеева распустить воинов и закончить всю эту заварушку к обоюдному удовлетворению обеих сторон. Осада была снята, а Ома скоро явился в зимовье с шестьюдесятью охотниками, молодцами на подбор, — сухощавыми, жилистыми, налитыми силой, стремительными, как ветер.

Атласов, узнав о том, что переговоры между Омой и Канмамутеевым идут успешно, ужо готовился к выступлению. Ни одного лишнего дня не хотел он задерживаться в Анадырском и велел протрубить зимовщикам выступление на другой же день после прихода Омы.

— Ты сам сатана! — восхищённо говорил на прощанье Атласову Морозко. — Что Стадухин или Дежнёв, что Поярков или Хабаров! Самого Ермака готов я вспомнить, увидев, как подчинил ты своей воле губительные неурядицы! Иди с богом! Верю в твою удачу!

Атласов глянул исподлобья:

— Лука, можешь проклясть меня, но я беру из крепости шестьдесят казаков.

— Большая опасность в том, — вздохнул больной Морозко. — Стало быть, в остроге остаются полтора десятка тех, кто ходил со мной в последний поход. Однако противиться я не стану. Оставил я у коряков в Олюторской земле Сидора Бычана с двадцатью служилыми. Чаю, скоро вернутся они в Анадырское, собрав ясак с тамошних коряков. Но если, паче чаянья, они ещё не собираются выходить оттуда, то надлежит тебе идти в Олюторскую землю столь быстро, сколько выдержат оленьи упряжки, г велеть Сидору лететь в Анадырское птицей, ибо оставляешь ты крепость почти беззащитной.

— Юкагиры, что идут со мной, должны понимать, что случится с ними, если Канмамутеев нарушит договор и нападёт на крепость.

— То поступил ты мудро. Юкагиры для тебя и слуги, и охрана, и залог сохранности крепости. Прощай, сынок. Дай обниму тебя!

В тот же день Атласов выступил из укрепления.