Встреча на далеком меридиане

- Please, - сказала она по-английски тоном любезного приглашения, очевидно считая, что то слово во всех его оттенках точно соответствует русскому "пожалуйста". - Как странно, - чуть усмехнулась она, идя рядом с ним по затихшей вечерней улице. - У меня к вам тысяча вопросов, и вот сейчас, когда есть возможность спросить вас о чем угодно, я не знаю, с чего начать.

- О чем же вы хотите меня спросить?

- Обо всем! - взволнованно воскликнула Валя. - О физике, о вашей работе, о вашей жизни, о том, как живут ваши друзья в Америке. Что они делают? О чем думают? Что их интересует? Чего они хотят? Как вы стали физиком? И о тысячах других вещей. Иностранцы пишут, что русские необычайно любознательный и любопытный народ. Это правда? Разве другие не стараются узнать побольше, одни только мы? Для меня, - Валя прижала к груди скрещенные руки, как бы желая подчеркнуть, что речь идет только о ней, - для меня желание знать - это как голод! - пылко воскликнула она и тут же, спохватившись, рассмеялась. - Я так много болтаю, что не даю вам и слова сказать! Но знаете, я не могу понять одного. _Не могу_ понять и в то же время завидую вам.

- Завидуете? Чему?

- Тому, как вы небрежно отнеслись к своей идее интегратора. Подумать только! - продолжала она по-русски. - Человеку пришла в голову такая блестящая идея, а он так поглощен другими, не менее, а то и более важными замыслами, что ему некогда работать над ней! Словно сказочный принц, который разрывает ожерелье, чтобы оделить жемчужинами нищих! Скажите, когда эта идея впервые пришла вам в голову, вы представляли себе _все_ ее возможности, _все_ формы ее применения?..

- Я стараюсь припомнить, как это было, - медленно произнес Ник. Должен сказать, когда это приняло определенную форму, все оказалось так просто, что мне стало смешно. Я громко хохотал. Эта выдумка доставила мне такое же удовольствие, как и другие.

- Вы хотите сказать, что у вас есть и другие статьи о темах для исследований, которыми вы не удосужились заняться?

- Они разбросаны по разным журналам, - признался Ник, не Зная, как сказать ей, что ему больно и трудно продолжать этот разговор. - Я всего и не помню.

- Но ведь это расточительство! - воскликнула Валя. - Мне кажется, в более организованном обществе, чем ваше...

- Погодите-ка минутку, - засмеялся Ник, обрадовавшись, что разговор уже идет не о нем. - Неужели мы сейчас примемся сравнивать два социальных строя?

- А почему бы нет?

- Потому, что прежде, чем вы деликатно посадите меня в галошу, разрешите вам напомнить: хотя эффект Черенкова был открыт здесь, практическое применение для него было найдено в одной американской лаборатории десять лет спустя. Так что мы квиты.

Валя засмеялась.

- Ладно, тогда согласимся на том, что мы многому можем поучиться друг у друга.

- Возможно, но я бы сказал иначе, - не сдавался Ник. - Все мы физики, и все - коллеги, и если американец даст идею, которая будет разработана датчанином, а результаты этой разработки разовьет англичанин, потом русский поднимет их до степени обобщения и, наконец, итальянец применит на практике, то французские, голландские, индийские, китайские, мексиканские и бразильские физики будут иметь такое же право гордиться новым открытием, как если бы работали над ним сами. Оно принадлежит всем.

- Пожалуй, так лучше, - согласилась Валя. - И все-таки хотела бы я иметь столько идей, чтобы невозможно было работать над ними самой. Раздавать и направо и налево, - восторженно сказала она. - Обладать таким изобретательным умом!

Ник ничего не ответил, он решил ни за что не возвращаться к тягостному для него разговору. Лучше помолчать. Они шли, пока пустынные пространства не сменились освещенными жилыми домами и неоновыми витринами новой Москвы, которую он мельком видел в день приезда. Перед ними ярко горели уходившие чуть вверх огни Ломоносовского проспекта и темным силуэтом выделялась фигура человека, который шел впереди с непокрытой головой, подняв воротник пальто и сунув руки в карманы. Валя, видимо, узнав его, удивленно засмеялась и, взяв Ника под руку, повлекла его вперед.

- Надо догнать его, - сказала она. - Непременно. Гриша! Гриша!

Человек обернулся, на свету блеснули стекла очков. Они подошли ближе, он остановился. Это был худощавый юноша лет двадцати двух, с тонким нервным лицом и немножко пугливым от застенчивости взглядом. При виде Вали он робко и ласково улыбнулся. Она была на полголовы выше его и смотрела на него с беспокойной нежностью, которая не была ни кокетливой, ни материнской, ни сестринской, - словом, Ник не видел в ней никаких знакомых оттенков, которые определяют отношение девушки к молодому человеку.

- Это Гриша, - сказала она, окидывая его несколько придирчивым взглядом, словно проверяя, не оторвана ли у него где-нибудь пуговица и не съехал ли на сторону галстук. - Григорий Андреевич Антонов, мой, так сказать, подопечный, я за него отвечаю...

- Ничего подобного, - возразил юноша и, улыбнувшись Нику, протянул ему руку. - Рад познакомиться с вами, доктор Реннет. Я...