Встреча на далеком меридиане

Но ей не удалось докончить, свет начал медленно гаснуть, зазвучала музыка, занавес осветился и раздвинулся в стороны. Ник рассеянно следил за пьесой. Действие развивалось быстро, и, если он пропускал хоть одну фразу, дальнейшее становилось непонятным, как он ни старался догадаться о смысле пропущенных реплик. Но вскоре он опять отвлекся - в ушах его еще звучали Валины слова. Он ничего не знал о собрании группы Гончарова. Мысль, что он в это время находился где-то рядом и не подозревал о происходящем, усугубляла гнетущее сознание, что его твердо отстраняют от чего-то важного, животрепещущего. Он не знал, где происходит этот ясно видимый для всех, кроме него, барьер, за который нельзя проникнуть. Судя по всему, должно быть, в двух дюймах от его носа.

Впрочем, в антракте, совершая вместе с Валей церемониальный обход фойе, он скоро, как никогда, почувствовал свою слитность с этим городом и этой толпой. По иронии судьбы он только теперь, когда приближается срок его отъезда, стал привыкать к этим людям, к их голосам, одежде, к языку, на котором они говорят, к их жестам и интонациям. Если тут и были иностранцы, которые могли бы напомнить ему о другом мире, то они не бросались бы в глаза, и он не замечал их.

- Самое неприятное, - сказала Валя, продолжая прерванный разговор, что за последние два дня стали поступать заявления: уже три человека просят перевести их в труппы, работающие над другими исследованиями.

- Из-за того, что может быть доказана ошибка?

- Никто, конечно, в этом не сознается, но люди, которые заботятся только о своей карьере, обладают удивительной способностью держаться в стороне от неудач, хотя бы только предполагаемых. Ну и пусть, без них нам будет даже лучше.

- Если бы я мог хоть чем-нибудь помочь!

- Кому?

- Гончарову, конечно. По-человечески я целиком за него, что бы между нами не происходило.

- Но и мы все тоже за него. Вы ничем не можете помочь, да и не должны ничего делать. Он не беспомощен. С ним его сотрудники. Посмотрели бы вы, что творилось на собрании! Это было чудесно, только слишком уж длинно. Но я не теряла времени. Под конец я стала придумывать, что мы будем делать в воскресенье, - не в это, мы ведь поедем к Ушакову, - а в следующее, и решила, что...

- Меня здесь уже не будет, Валя, - тихо перебил он, и Валя повернулась к нему, приоткрыв губы от горестного удивления. Она быстро отвела взгляд и шла, устремив вперед заблестевшие и сразу ставшие суровыми глаза.

- Понимаю, - сказала она упавшим голосом. - Вам пора возвращаться в свой институт.

- Нет. Кончается моя виза, - поправил он, не подчеркивая этой поправки.

- Ее можно продлить, - быстро возразила Валя.

Ник покачал головой.

- Гончаров, по-видимому, не считает это необходимым.

- Но вы хотели бы остаться?

- Конечно. Проверка в течение этих дней еще не кончится. Они только начнут работу, и я так и не буду знать, кто из нас прав. А кроме того...

- Да?.. - с надеждой спросила она.

- Я приехал сюда не только ради проверки опыта. Я надеялся, что в процессе работы во мне что-то произойдет.

- И что же?..

- И пока ничего не произошло. Вероятно, глупо было надеяться.

- Понимаю, - сказала Валя, сразу как-то сникнув. Они продолжали мерно идти вперед - толпа не давала возможности ни ускорить, ни замедлить шаг. И при свете десятка массивных сверкающих люстр, перед сотней зеркал, на виду у сотен пар глаз ни он, ни она не могли ни сказать, ни сделать что-нибудь такое, что выразило бы силу и напряженность их чувств.

- Ну что же, - тихо сказала наконец Валя. - Наверное, эта поездка была для вас очень интересной. Вы будете часто вспоминать о ней.

- И о вас, - сказал Ник.

Прозвенел первый звонок, призывающий в зал, и пальцы Вали крепче сжали его руку.

- Давайте немного подождем, - взмолилась она.

- Я сказал - и о вас, - повторил Ник.

- Я слышала. Я тоже буду думать о вас, - грустно произнесла Валя. - И вы не будете даже просить о продлении?

- Все зависит от Гончарова. Он знает, что я хочу остаться.

- Он займется этим. Я уверена.

Ник промолчал.

- Значит, еще есть надежда, - повеселела она. - Все будет хорошо, и мы еще придумаем, что будем делать в то воскресенье.

- Валя, послушайте. - Ник покачал головой с состраданием к ее молодости и способности загораться страстным оптимизмом без всяких к тому оснований. - Все это маловероятно. Через неделю или десять дней я уеду. И ничего тут не поделаешь.

- Нет! - горячо воскликнула она. - Этого не может быть! Но если и так, то надо относиться к этому иначе. Не будем говорить: "_Только_ десять дней", - давайте скажем: "Еще _целых_ десять дней" - и будем радоваться, что впереди еще столько времени. Иначе все станет невыносимо, а зачем нам портить себе эти дни? Ни уныния, ни вытянутых лиц, ни слез, ни сожалений, пока не прозвенит самый последами звонок, пока ее закроется последняя дверца. Тогда - все что угодно. Но сейчас - нет. Прошу вас. Ник. Нет!