Встреча на далеком меридиане

Впереди тащилась арба - повозка архидревняя, какие были еще у скифов: между двумя расшатанными сплошными деревянными колесами был закреплен длинный шест - дерево с обрубленными сучьями, другой конец шеста волочился по земле. Тощая лошаденка напрягала силы, только что не вылезая из высокого русского хомута. От хомута тянулась вперед потрепанная веревка, привязанная к хомуту другой лошади, такой же тощей и измученной, как и та, которой она силилась помочь. Переднюю лошадь вел пастух. Обгоняя арбу, колонна машин стремительно свернула с дороги прямо на траву, и Ника поразил неожиданный контраст: советские грузовики, советские "джипы", советское оборудование, тончайшие приборы для опытов в стратосфере, - все это пронеслось мимо медленно ползущей допотопной повозки - такие были и пять тысяч лет назад, - и при этом никто: ни лошади, ни пастух, ни шоферы - даже не поднял глаз друг на друга.

Сомнения, терзавшие Гончарова, разрешились внезапно в крохотной деревне, возникшей за очередным поворотом, - всего домов десять, десять квадратных каменных хижин, крытых дерном и плитками кизяка. На крышах свободно, словно по земле, разгуливали козы, пощипывая траву. Дверь одной из хижин была открыта, и над ней висело полотнище выцветшего красного кумача; написанные на нем белой краской слова едва можно было различить. Оказалось, что это сельсовет. На залитой солнцем площадке перед ним слонялись несколько горцев - все в шапках и в рубахах без воротников, все с одинаковыми усами и трагическими глазами грузин: блестящая черная радужная оболочка и белки совершенно необычайной белизны. Геловани резко затормозил, и машина остановилась прямо перед сельсоветом. Вся колонна стала, словно по боевой команде. Геловани откинулся назад и весело улыбнулся Нику - хорошо было отдохнуть после грудных часов за баранкой.

- Выше этой деревни здесь селений нет, - сказал Гончаров. - Жители ее помогают нам на станции. Это они отправились на поиски Когана. В сущности, именно у них мы и научились понимать горы.

Русского языка жители деревни не знали, говорили только по-грузински. Все они тут же столпились вокруг "джипа", и Ник видел, с каким глубоким уважением и любовью относятся они к Гончарову и к Геловани, служившему им переводчиком. Выше, в горах, уверяли грузины, плохо, очень плохо. Снег выпал слишком рано, зима будет трудная. Как себя чувствует тот, другой товарищ? Ну, что и говорить, сломанная нога - дело скверное. Услышав, что, может быть, потребуется ампутация, все они вздрогнули, а двое даже перекрестились. Как жить человеку, если у него только одна нога?

При упоминании имени Когана лицо Гончарова снова помрачнело, ответы его стали кратки и резки. С Коганом все обойдется, повторял он настойчиво, Коган в надежных руках. И тут же, круто переменив тему, сказал, что привез с собой американского гостя. Сообщение это очень удивило горцев, они сразу оживились.

Американец? Прямо из Америки? Они откровенно уставились на него, потом торжественно пожали ему руку, все по очереди. Один произнес краткую речь. Их деревня - бедная деревня пастухов-горцев, и еще никогда не бывал у них ни один американец. Они почтут себя обиженными, если гость не окажет им чести и не зайдет хотя бы на минуту в сельсовет выпить стакан вина, прежде чем отправиться дальше в путь. Произносивший эту приветственную речь говорил искренне и с большим достоинством, остальные слушали его одобрительно, с гордостью.

- Зайдете? - обратился Гончаров к Нику по-английски. - Только очень ненадолго. Во-первых, мы спешим, а во-вторых, они не богачи. Если мы останемся подольше, они не пожалеют последнего, чтобы вас достойно угостить.

- Ну конечно, конечно, - ответил Ник. - Скажите им: я считаю честью для себя знакомство с ними.

Дом, где помещался сельсовет, одновременно служил и деревенской лавкой. Как только Ник вошел туда, ему сразу стало ясно, что жизнь людей здесь так же тяжела и сурова, как те камни, на которых они живут. Все, и жители, и шоферы, столпились в одной небольшой почти пустой комнате, сюда же втиснулись ребятишки, прибежавшие поглазеть. Было произнесено несколько речей, вернее, тостов: за гостя, за мир во всем мире, за лучшую жизнь, и на все Ник отвечал как умел, но далеко не так изысканно, как говорили грузины, хотя те никогда ничего не видели, кроме своих гор, а он живал во многих городах мира. Последний тост был за Когана, и опять Гончаров раздраженно передернулся, как человек, у которого затронули больной нерв. На этот раз он залпом выпил вино, поставил пустой стакан на стол и сделал Нику знак, что пора уходить.

Когда все вышли на дорогу, Гончаров вдруг решительно уселся на шоферское сиденье второго "джипа" и велел тем, кто в нем ехал раньше, перебраться в головной "джип".