Встреча на далеком меридиане

- Вам придется свыкнуться с Петровским, - сказал Мэони, подходя к ним и дружески беря переводчика за локоть. - Вы немножко говорите по-русски и поэтому пускаетесь в самостоятельные экспедиции, а нам некуда деться от нашего милого юноши, и мы его уже хорошо изучили. Он как те женщины, которые слишком много тратят на наряды: всегда сообщает свою приятную новость в самую последнюю минуту. Впрочем, не жалуйтесь. Подумайте, сколько вас ждет чудесных холодных сухих мартини!

- Но я не могу, - отбивался Ник. - Мне надо работать.

- Ведь я обещал вашему посольству привезти вас, - настаивал Петровский.

- Ну, так и быть, - сдался Ник, - я не хочу, чтобы вас сочли обманщиком. Вы меня туда привезете, но и только. Я появлюсь там и сразу же уеду.

Однако ему пришлось отказаться и от этого плана.

Он увидел ее не сразу, потому что сперва ее заслоняли четверо мужчин, которые о чем-то разговаривали в углу. Только когда один из них, смеясь, отошел в сторону, Ник понял, что они собрались вокруг ее стула. Несколько секунд, пока она со спокойным вниманием слушала одного из них, Ник смотрел на ее рыжие волосы, на закинутый профиль. В ее вздернутом подбородке чувствовалась какая-то холодная отчужденность, которую не могла до конца смягчить даже легкая улыбка, полная чуть снисходительной нежности, понимания и сочувствия. Но особенно его поразила удивительная безмятежность, которой дышал весь ее облик, и он посмотрел на нее снова. На этот раз она повернула голову и заметила его взгляд. Мгновение они смотрели друг другу в глаза с откровенным любопытством и интересом, а потом она отвернулась к своим собеседникам.

На несколько минут он потерял ее из виду в толпе гостей. Когда он увидел ее в следующий раз, она стояла в группе женщин; пока она говорила, ее выразительные руки то складывались в просьбе, то взлетали вверх, подчеркивая наполненную смехом паузу, и он почувствовал в ней неожиданную жизнерадостность - словно на оборотной стороне вьющегося по ветру, озаренного солнцем красивого флага вдруг оказался совсем другой, гораздо более яркий и веселый узор. Он все время искал ее глазами поверх голов других гостей, но, где бы он ни стоял, куда бы ни переходил, он почему-то видел только ее спину. Он лишь разглядел, что она стройна, невысока и что на ней черная узкая юбка и строгая белая блузка. Ее короткие, по-мальчишески подстриженные, рыжие - почти оранжевые - волосы разлетались при каждом движении головы, рук, худых гибких плеч. На вид ей было года тридцать два - тридцать три. Вместо того чтобы уйти, он еще полчаса следил за ней, надеясь, что она повернется и он снова увидит ее лицо. Казалось, она умеет легко смеяться, а он изголодался по смеху. Он даже не был уверен, что она американка.

Посольство поразило его внезапным обилием американских лиц, американской мебели, голосов, одежды, и у каждого гостя был налитый до половины бокал с коктейлем, столь же обязательный для таких приемов, как галстук. Трехдневное пребывание в Москве уже приучило его к звукам полупонятной русской речи, к официальной русской любезности, к разнообразию славянских лиц, к прямым линиям, массивности и торжественным колоннадам официальной советской архитектуры, к абажурам с бахромой, к плюшу и зеленому сукну официальных московских интерьеров.

Здесь, в посольстве, едва поднявшись по лестнице в гостиную, он сразу вернулся в обстановку, знакомую ему с самого рождения. Как будто излечившись от частичной глухоты, он вновь обрел способность понимать все, что говорится вокруг, и это было приятно. Но такое внезапное возвращение в Америку сбило его с толку и раздосадовало - словно его разбудили как раз в ту минуту, когда неоконченный сон должен был стать понятным.

Гостями на приеме были иностранные физики, приглашенные на конференцию, и члены советской Академии наук. Присутствовали также члены дипломатического корпуса, журналисты и еще какие-то люди неизвестных профессий, которые чувствовали себя здесь как дома. Теперь рыжеволосая женщина, смеясь, говорила о чем-то с послом в другом конце комнаты, а когда тот отошел, она вдруг обернулась, и их глаза снова встретились. Под его пристальным взглядом улыбка ее медленно угасла, сменившись сначала холодным недоумением, а потом растерянностью и почти мольбой о пощаде. Наконец, словно задумавшись о чем-то, она отвернулась, и он снова видел только ее спину.

Одна из посольских дам, бледная молодая женщина, одетая со стандартной изысканностью, завела с ним незначащий светский разговор, и он, улыбаясь, подавал требуемые реплики. Когда она отошла, к нему обратился американский корреспондент Адамс, высокий лысый человек с живыми проницательными глазами, уже несколько лет живший в Советском Союзе. Он сказал, что у него есть к Нику несколько вопросов.

- Валяйте, - ответил Ник, - но сперва я сам задам вам вопрос. Кто эта рыжая женщина в том конце комнаты? Вон та, в белой блузке с глубоким вырезом и в черной юбке, с жемчужными серьгами и ожерельем?