Встреча на далеком меридиане

- Ну, если не считать того, что, во-первых, я не готов к докладу, который мне предстоит сделать в пятницу, а, во-вторых, несколько минут назад я узнал, что меня, возможно, обманул тот самый человек, ради которого я сюда приехал, - в остальном все великолепно.

- Вы говорите серьезно? - спросила она. В ее глазах мелькнуло сожаление, что он так неуместно начал шутить: она ждала от него большего. - Все действительно так плохо?

- Я еще не знаю, но и в самом худшем случае я это как-нибудь переживу. Но, может быть, я делаю ошибку, уверяя вас, что все кончится хорошо?

Она опять засмеялась своим негромким смехом.

- Нет, я умею дружить и со счастливыми людьми тоже.

И тут он слишком поздно заметил, что вторично не сумел воспользоваться возможностью, которую она ему сознательно предоставила, - она не любила сентиментальных излияний, но ее точно так же отталкивало и несерьезное отношение к жизни. Она признавала либо искренность, либо сдержанность, а все, лежащее между этими крайностями, считала пошлыми уловками. Он был смущен и расстроен. Начиная с первого же, излишне игривого тоста он делал ошибку за ошибкой. Чтобы вернуть утраченное, ему оставалось лишь одно: обратить против нее ее же собственные принципы.

- Но вы мне так и не объяснили, почему эта фотография в комнате вашей учительницы произвела на вас такое впечатление.

- Мне вдруг пришло в голову, - сказала она просто, - что это, пожалуй, единственная моя фотография, которую кто-то повесил у себя в комнате. Единственная. Во всем мире. - В ее глазах блеснули слезы. - Это меня потрясло.

Он не сумел ответить с такой же глубокой искренностью и не смог подобрать какую-нибудь банальную сочувственную фразу.

- Мне это не кажется сентиментальным.

- Возможно, - согласилась она с легкой улыбкой, - но без жалости к себе тут не обошлось.

- А это не разрешается?

Она отрицательно покачала головой.

- Вероятно, вы слишком долго жили за границей. Когда вы собираетесь домой?

Ее глаза вдруг погасли и стали печальны, как заходящее солнце.

- Когда я узнаю, где мой дом, - ответила она просто и после короткого молчания, извинившись, быстро отошла.

Он несколько минут следил за ней, но она упорно держалась в дальнем конце комнаты, и на ее губах снова появилась жизнерадостная, веселая улыбка. Теперь вокруг нее собралась кучка мужчин постарше, и на их лицах отражалась немного грустная радость, которую доставляло им общество этой очаровательной женщины. Но тут с ним заговорил посол, а потом еще один корреспондент, которому тоже хотелось узнать, что он думает о статье в "Правде", и, когда через несколько минут он снова оглянулся, она уже исчезла - ему так и не удалось узнать, кто она, чем занимается, почему живет в Москве, не удалось договориться о новой встрече. Она исчезла, вот и все; очевидно, их короткий разговор значил для нее не больше, чем мимолетная болтовня с другими гостями. Когда она увидела его издали, он чем-то понравился ей, но, заговорив с ним, она почувствовала, что первое ее впечатление ошибочно. А может быть, она разгадала его тайну.

Ему захотелось немедленно уехать, но тут его перехватил Адамс, снова заговоривший о статье в "Правде".

- Нам незачем ехать ко мне, - сказал он. - Этот номер есть у них, в библиотечной подшивке. Идемте, я вам переведу.

Интервью с Гончаровым занимало лишь несколько абзацев в большой статье. В ней говорилось о конференции и о том, что присутствие стольких иностранных ученых объясняется возросшим престижем советской науки в глазах всего мира. Затем перечислялись важнейшие работы советских физиков за последние полгода. Все это Ник выслушал без малейшего интереса. Наконец автор перешел к физике космических лучей - эксперимент Гончарова был назван попыткой установить внутреннее строение и состав вселенной путем измерения энергетического спектра несущихся в пространстве элементарных частиц. Его теорию оспаривает американский ученый доктор Никлас Реннет, который выступит с докладом на конференции; однако теперь, говорилось в статье, Гончарову удалось получить дополнительные экспериментальные данные, подтверждающие точку зрения советских физиков.

Затем приводились слова Гончарова: