- Так мне казалось, - спокойно продолжал Ник. - Разумеется, все это смехотворное недоразумение, но, к сожалению, так будет повторяться снова и снова, пока мы не познакомимся друг с другом по-настоящему. Мы дышим воздухом нашей эпохи: пока мы вот так сидим за одним столом, каждый из нас видит в другом живого человека, и все же, стоит возникнуть недоразумению, пусть самому пустячному и безобидному, каждому начинает казаться, что перед ним символическая фигура. Между нами невидимым барьером встают все пугающие газетные заголовки, и американские и советские, и распространяют удушливый газ подозрительности. Я повторяю еще раз: я приехал сюда без всяких задних мыслей и без каких-либо обязательств. И вы должны в это поверить. В противном случае я уеду сразу же после моего доклада или, точнее говоря, в понедельник, когда кончится срок моей двухнедельной визы, чтобы это не вызвало никаких разговоров. Я говорю совершенно серьезно. Если вы считаете, что можете попасть из-за меня в неловкое положение, я уеду и избавлю вас от такой опасности. И я буду рад уехать - ведь в таком случае мы все равно не смогли бы сотрудничать. Либо мы с вами будем работать над проблемами физики, доверяя друг другу, либо распрощаемся и снова станем дружески переписываться с безопасного расстояния в пять тысяч миль. Так решайте же! Говорите прямо, без обиняков, я заранее согласен с любым вашим решением.
Гончаров впился в него холодным проницательным взглядом, а потом широко улыбнулся.
- Будем работать над проблемами физики, - сказал он, протягивая руку. О'кей?
- Карашо! - ответил Ник, пожимая ее. Он тоже улыбнулся и встал. - Когда будет известно, продлена ли виза?
- Не позже завтрашнего дня. Когда мы встретимся на приеме в Академии, я уже буду знать ответ.
Ник чуть было не спросил, сообщил ли Гончаров руководителям Академии, как он истолковал его телефонный звонок в посольство, но вовремя удержался. Если да, то он, несомненно, сообщит и о сегодняшнем разговоре, а если нет, то тем дело и кончится. И в том и в другом случае задавать этот вопрос не имело никакого смысла.
- Будем надеяться на лучшее, - сказал он вместо этого. - Мне очень хотелось бы остаться.
- Я сделаю все, что в моих силах, - просто ответил Гончаров. - Если не поздно, я еще раз поговорю в Академии.
- Это то самое "если", которое вы имели в виду тогда? - спросил Ник.
- Нет, совсем другое. Этих "если" существует немало.
Ник едва поспел в английское посольство, устраивавшее прием в честь своих ученых. Не успел он войти в зал, как увидел Анни Робинсон. Она стояла у окна, из которого видны были за рекой красные стены и светло-желтые дворцы Кремля. На ней был тот же костюм, что и накануне, но если на фоне безупречных туалетов американских дам она выглядела уважаемой, но бедной родственницей, то здесь казалась гораздо более элегантной. С ней разговаривал молодой англичанин в военной форме, смотревший на нее с победоносным видом, и только хорошие манеры мешали его улыбке превратиться в наглую усмешку. И все же, несмотря на очевидную пошлость этого человека, Анни смеялась, слушая его.
Некоторое время Ник сознательно ее избегал. Он даже обрадовался, увидев Адамса - корреспондента, первым сообщившего ему о статье в "Правде", который шел к нему с одним из своих коллег.
- И вы ему поверили? - скептически спросил второй корреспондент, когда Ник рассказал им о том, что произошло.
- Конечно, поверил. И могу только надеяться, что он поверил мне. Я хочу, чтобы мне продлили визу.
- Продлят, - сказал Адамс, - об этом можете не беспокоиться.
- А по-моему, не продлят, - возразил его коллега. Лицо у него было надутое и недовольное. - Он верит в то, о чем сказал вам вначале. А ваши объяснения на него никак не подействовали. Я-то знаю здешнюю публику. Они говорят вам одно, а сами бегут к телефону и сообщают совсем другое. А вам и невдомек, кто вас подвел.
- Нет, продлят, - настаивал Адамс. - Он же ученый, а не журналист. Почему бы и не разрешить ему провести здесь еще месяц? Чем он им помешает? Или, по-вашему, их возмутила первая версия, сообщенная Гончаровым, - что иностранный ученый приехал сюда со специальным заданием от своего правительства? Да ведь они ничего другого и не ждут. Вам разрешат остаться, - обратился он к Нику. - Но увидите вы только то, что они захотят, и встречаться будете только с теми, кого они выберут. Об этом позаботится ваш переводчик, а вы даже ничего не заметите.
- Но я обхожусь без переводчика, - возразил Ник.
- Так вы говорите по-русски? - осведомился Адамс совсем другим тоном.
- Немножко. Достаточно, чтобы объясниться.
- И это им известно?
- Вероятно.
- Тогда другое дело, - сказал Адамс. - Скорее всего, с продлением визы выйдет задержка, и все будут выражать искреннейшие сожаления по этому поводу, а месяца через два-три вы получите письмо - ах, как обидно, что вы тогда уехали, ведь виза пришла ровно через двадцать минут после отлета самолета.
- Я ставлю на Гончарова, - упорствовал Ник. - Он меня не обманывает. Я это знаю.