Ник оглядел сидящих за столом. Сейчас было ясно видно, кто к какой группе принадлежит: одни улыбались, другие сидели с каменными лицами. Ник не знал, по какому поводу произошел раскол или в чем именно заинтересованы те и другие и даже он сам, но с каждой секундой ему становилось яснее, куда инстинктивно влекут его собственные симпатии. Он повертел в пальцах стоявший перед ним бокал, стараясь побороть свою предубежденность. В душе он не сомневался, что Гончаров неправ, решительно неправ, и все же, чтобы там ни случилось, как бы он его ни раздражал и ни злил, о не может иначе: что-то заставляет его взять сторону Гончарова, а взять его сторону значит выступить против человека, который старается показать, что он союзник Ника.
Все это касалось чего-то гораздо большего, чем безличные числа, которые в конце концов определяются людьми, большего, чем научная обоснованность, которая в конце концов меняется со временем, — это касалось живых людей, человеческих взаимоотношений, и Ник вдруг столкнулся лицом к лицу с тем фактом, что по-человечески Гончаров ему ближе, ставит он его выше и дружба с ним для него дороже, чем поддержка соседа по столу.
— Цифры Гончарова, быть может, потребуют пересмотра, — уступил Ник, но больше никаких уступок делать не намерен. — Вполне вероятно, что питающее напряжение у него немножко велико.
— А если велико, то придется произвести перерасчет?
— Возможно.
— И он приведет к совпадению его результатов с вашими?
— Возможно, — сухо ответил Ник.
— И это означает, что опубликованные им цифры чересчур малы?
— Возможно, — повторил Ник.
— Иначе говоря, они неверны, так ведь?
— Нет, не так, — с той же невозмутимостью сказал Ник, и это вызвало общий смех.
— Вы хотите сказать, что хоть он, очевидно, ошибается, но тем не менее прав? — бросился в атаку еще один человек. — Любопытная двойственность!
— Эффект Гончарова, — засмеялся кто-то.
Ник выждал, пока веселье уляжется само собой. Он понимал, что логически он не прав, ну и пусть. Он занял такую позицию намеренно, почти из озорства, но теперь он знал, что по какому-то большому счету он прав, и поэтому был уверен в себе.
— Я хотел сказать совсем другое, — начал он. — Незачем доказывать, что любой эксперимент — это нечто гораздо большее, чем численный результат.
— Согласен, — сказал человек, задавший ему тот, первый вопрос. На его тонком лице было выражение ленивого добродушия, но глаза смотрели настороженно.
— Самое главное — общая идея. Только она может быть верной или ошибочной, а идея Гончарова правильна.
— Тоже согласен, но ведь это только первый шаг.
— Хорошо, второй шаг — это осуществление идеи на практике посредством прибора. Тут тоже можно пойти верным или неверным путем. А Гончаров подошел к этому по существу правильно.
— Ах, по существу? — усмехнулся его собеседник. — «По существу» очень похоже на «совершенно», но между этими понятиями есть значительная разница, не правда ли?
— Да, правда, — согласился Ник, сохраняя прежнее хладнокровие. Возможно, он ошибся в уровне питающего напряжения, но эта ошибка поправима. Таким образом, третий шаг — истолкование данных, полученных с помощью прибора, — тоже вполне поправим. Я хочу сказать, что это тот случай, когда первые результаты огромной работы, быть может, потребуют проверки, но нет никаких оснований зачеркивать всю эту огромную работу.
— Но позвольте, вы же в конце концов соглашаетесь со мною! — сказал человек. — С большим тактом, конечно, с большой добротой и, простите, весьма уклончиво. Но что неправильно, то неправильно. Видите ли, по здешнему обычаю мы очень ценим прямоту. — Лицо его стало жестким. Он и в самом деле ненавидел Гончарова, а теперь стал ненавидеть и Ника. Дипломатические тонкости — это очень мило, но в данном случае бессмысленно. Разрешите мне сказать вам напрямик: Гончаров в течение двух с половиной лет ставил себя и всех, кто с ним связан, в дурацкое положение! Будь я на вашем месте, я бы честно признался, что в восторге от одержанной победы. Со своей стороны поздравляю вас с такой безупречной работой.
— Спасибо, — сказал Ник, — но если бы вы были на моем месте, вы бы гораздо яснее представляли себе трудности, связанные с такого рода работой, и я первый готов подтвердить, как ценна работа Гончарова, потому что я прочесал частым гребнем все, что он сделал.
Люди, выслушавшие нападки на Гончарова с каменными лицом, теперь глядели на Ника дружелюбно и даже, кажется, с благодарностью, но человек, который задал ему первый вопрос, остался непоколебим. Он стремился свести счеты с Гончаровым и ухватился за этот научный вопрос, как за палку, которой можно ударить его, а так как Ник этой палки ему не дал, он весь оледенел от презрения и злости.
— Если вы такой поклонник Дмитрия Петровича, почему бы вам не отречься от ваших результатов и не предоставить ему поле действия целиком?