Встреча на далеком меридиане

— Валя, не мучай меня. Всю весну и все лето эти же вопросы я задавал одному человеку, который уговаривал меня сделать то, чего я делать не хотел. Мне неприятно было задавать такие вопросы, еще менее приятно их выслушивать. У меня нет на них готовых ответов. Я просто выполняю то, что нужно выполнить. Ну, принимайся за работу, — сказал он с деланной строгостью. — Нельзя быть такой болтушкой. Помнишь, что сказал о тебе Гончаров в тот вечер, когда мы с тобой познакомились?

Он хотел только пошутить, но шутка не вышла: упоминание имени Гончарова всегда действовало на Валю отрезвляюще. Она умолкла. Ник подумал растерянно, что он, сам того не желая, как бы дал ей пощечину своим напоминанием о том, что этот далекий внешний мир существует. Последнее время Валя как-то осунулась, была более, чем обычно, задумчива и сосредоточена. После разговоров с Гончаровым по радио она работала по нескольку часов подряд, не проронив ни слова.

— Он влюблен в тебя, — сказал вдруг Ник, не выдержав. — Как ты можешь говорить, что не знаешь этого?

— Потому что я этого не чувствую.

«Неужели ты не понимаешь, что это значит для него — то, что мы с тобой здесь вместе?» — хотел он было сказать, но вовремя остановился: зачем мучить ее и дразнить себя? И все же спросил:

— А как ты думаешь, почему он так рвется разговаривать по радио?

— Это не я, а ты ничего не понимаешь, — сказала Валя устало. — Он звонит, чтобы убедиться, что ты тут занят, не скучаешь. Дело не во мне. Ведь не я, а ты в чужой стране, далеко от родины. Ты одинок, и предполагается, что тебе нужны временные развлечения.

— И он думает, что это все, что мне требуется?

— Нет, конечно, он так не думает, он знает, что тебе нужно не только это, что ты действительно хочешь здесь работать. Ведь он перевернул все на свете, чтобы добиться для тебя разрешения приехать сюда, и теперь думает: «Ты хотел работать? Ладно, так работай же!» Я не намерена говорить о нем, — сказала она вдруг отрывисто. — И вообще ни о чем.

Но это была неправда. Валя хотела все разузнать, выпытать, о чем думает и что чувствует Ник, а ему именно этого касаться было трудно.

— Ну объясни, почему тебе это трудно, — настойчиво повторяла она, в свою очередь не понимая, что причиняет ему боль.

— Есть вещи, которых тебе не понять, — сказал он, не зная, как убедить ее.

— Потому что я молода и неопытна? — спросила она преувеличенно спокойно, и, хотя она сердилась на него, Нику стало искренне жаль ее.

— Валя, не заняться ли нам работой? — сказал он ласково.

— А я вовсе на так уж молода и неопытна. Я ведь сразу сообразила, кто подарил тебе маленький глобус.

— Лучше оставим прошлое в покое. Я не стану задавать тебе никаких вопросов, и ты тоже меня не спрашивай — хорошо?

— Ну, разумеется, — ответила она кротко. — Твоя жена была первой женщиной, которую ты любил?

Ник поднял на нее глаза, но Валя в эту минуту смотрела не на него, она заглядывала в цилиндр счетчика, проверяя сохранность нити накала.

— Да, — сказал Ник очень резко, желая показать, что намерен прекратить разговор, но Валю это не остановило.

— А после нее?

— Что после нее?

— Был у тебя еще кто-нибудь?

— Валя, ведь мы, кажется, решили не затрагивать такие темы.

— Мы никаких тем и не затрагиваем. Я просто хотела узнать, как американцы относятся к женщинам, только и всего.

— В Америке семьдесят миллионов мужчин, и все они чуточку между собой различаются. Вообще же мужчины в Америке точно такие, как в России.

— Так, значит, у тебя был и еще кто-то.

— Конечно, был и еще кто-то, — сказал он мягко. — Валя, я ведь у тебя ничего не выпытываю.

— Я знаю. Вы еще любите друг друга, ты и та другая женщина?

— Я люблю тебя, — проговорил он быстро. — То было давно.

— Давно? Следовательно, после нее были еще и другие?

— Знаешь, Валя, когда Мари Кюри работала в лаборатории, она не задавала Пьеру подобных вопросов. И ее дочь не задавала таких вопросов Жолио, и, вероятно, Лизе Мейтнер никогда…

— И много их было, других женщин? — не унималась Валя.

— Очень много, — сказал Ник раздраженно. — Я не веду им счета. Валя, прекрати! Зачем ты все это говоришь?

— Если я так неопытна по сравнению с тобой, так молода…

— Я об этом ни слова не говорил. Это ты сама сказала.

—…вполне естественно, что мне любопытно узнать, откуда у тебя такое знание женщин.

— Никакого знания женщин у меня нет. С теми немногими, с кем мне приходилось сталкиваться, я ухитрился совершить все те ошибки, какие только может совершить мужчина. Поверь мне, у меня нет никакого права… Ему пришлось закончить по-английски: — права судить и, осуждать…

— Судить и осуждать? — повторила она за ним.

— Да, судить и осуждать, — сказал он нетерпеливо. — Ну, понимаешь, судья судит, осуждает, решает, — пытался он объяснить ей по-русски.

— Что же ты решил? — спросила она. — И что тебе надо было решать?

— Ничего, — сказал он беспомощно. — Валя, у нас нет времени рыться в словаре.

— Слушай, я хочу, чтобы ты знал, — продолжала она. — Я не так неопытна, как ты полагаешь.