Встреча на далеком меридиане

Химкинский вокзал — длинное невысокое белое здание с тремя башнями, как у старых кораблей, — это конечный пункт маршрута волжских пароходов в Москве. В это утро зал ожидания гудел от говора и смеха экскурсантов. Все были одеты по-летнему, женщины в легких платьях, мужчины в теннисках, все сновали взад и вперед, задевая друг друга сумками и свертками с едой. Анни оставила Ника с вещами посреди битком набитого зала, а сама кинулась к очереди у одной из билетных касс. Она скоро вернулась, протискиваясь через густую толпу, победоносно вскинув голову, весело блестя глазами. Ей повезло — она купила последние билеты на самый большой, самый лучший теплоход — «Иосиф Сталин». Тут она схватила Ника за руку и вытащила его на солнце, на украшенную флагами эспланаду, где у причала стояло штук шесть теплоходиков. Толпа растеклась на несколько потоков, каждый к соответствующим сходням. Праздничное настроение чувствовалось даже в самом воздухе, и Ник вдруг ясно представил себе, какой Анни была в семнадцать лет.

Прогудели гудки, и один за другим теплоходы отчалили и поплыли, растянувшись на воде целой флотилией. Анни и Ник нашли свободные места в тени возле самых поручней на верхней палубе. Пассажиров набралось много, однако неприятной тесноты не было. Вокруг расположились семейные группы и компании друзей. На богачей никто из них не походил — видно было, что это люди, честно работавшие всю неделю. Анни была в слишком возбужденном состоянии, чтобы усидеть на месте. Ей хотелось показать Нику все, что здесь было интересного. Они прошлись по палубе. Любители позагорать наслаждались солнечными лучами, развалившись в палубных креслах и закрыв глаза; несколько заядлых картежников уже хлопали картами на пустом стуле, поставленном между игроками; некоторые сидели, поглощенные чтением, не замечая сотен людей вокруг и более реально ощущая зиму 1812 года, чем тот солнечный свет, звуки аккордеона, воду канала и проплывающие мимо зеленые берега, — Наташа и князь Андрей волновали их больше, чем сидящие тут же влюбленные, прижавшиеся друг к другу с видом мрачных заговорщиков, но стоило одному из них улыбнуться, и другой мгновенно отвечал ему улыбкой.

Анни заявила, что не успела позавтракать, и они отправились в буфет с синими плюшевыми гардинами и сели за столик. На всем теплоходе они были единственными иностранцами, и их английская речь заставила на мгновение поднять головы те, кто сидел за соседними столиками. Больше никто не обратил на них особого внимания. Здесь было тихо, прохладно и чисто.

— Вам нравится? — спросила Анни.

— Я уже не помню, когда чувствовал себя так легко, — ответил Ник. Должен признаться, что я порядком удивлен. Все выглядит точно так, как на любой воскресной прогулке во всех тех местах, где я бывал. Только, добавил он смеясь, — будь это в каком-либо другом месте, вас со мной не было бы. Скажите, что вас держит в Москве? Вы собираетесь остаться здесь навеки?

Она пожала плечами.

— Я же говорила вам: живу здесь, вот и все. И пока не вижу никаких причин уезжать отсюда.

— Вы счастливы?

Она быстро взглянула на него и сразу же отвернулась.

— Не знаю. Обычно и не задаешь себе такого вопроса. У меня есть работа, друзья. Смеюсь, когда мне весело, и стараюсь не показывать виду, когда взгрустнется. Пожалуй, я даже счастлива, — проговорила она медленно. Здоровье у меня хорошее, дни проходят интересно…

— Да, понимаю, — сказал Ник. — Но… но, может быть, чего-нибудь вам не хватает, чего вам страстно хочется, к чему вы стремитесь, — к какой-то цели?

Анни покачала головой.

— Очевидно, я не такого типа женщина, — сказала она. — В свое время было нечто, чего я действительно страстно желала: я хотела, чтобы мой муж был счастлив, у меня с ним были одни мечты — я мечтала о достижении его целей. Помогать ему во всем — вот к чему я стремилась. Создать для него домашний уют, подбадривать в трудную минуту, делить его радости. Я вполне справляюсь со своей работой журналистки, но огня в моей душе больше нет. Моя жизнь покажется вам, наверно, тусклой, бесцельной. Может, так оно и есть, но я-то этого не считаю. — Она посмотрела на него в упор, и Ник вдруг понял, что перед ним самая женственная из всех женщин, которых он когда-либо знал. — Если у меня и нет никакого таланта, во всяком случае, я всегда могу принести пользу тому человеку, который нуждается именно в такой женщине, как я, — сказала она просто. — Что действительно странно, так это то, что мне вдруг приходится объяснять это вам.

— И все же, почему именно Москва?

— А почему бы не Москва? — И в голосе и в жесте ее рук явно выразилась легкая досада. — Именно в Москве я больше всего чувствовала себя женщиной — вот почему. Мы жили здесь с мужем, здесь он умер и здесь похоронен. Не подумайте, что я так и не снимаю мрачного траура. Нет, — продолжала она с волнением, — через два года после смерти мужа…

Анни внезапно умолкла, и Ник очень тихо, потому что ему было больно это говорить, произнес, не глядя на нее:

— Появился другой?

— Да, — призналась она спокойно. — Появился другой.

Ник взглянул на нее.

— И что же?