Встреча на деревенской улице

— Чем, снял Мишку с трактора Дятлов, вот чем! Нюрша-то застряла с мотоциклом в низине, как к роще сворачивать. Сила-то где у нее, чтоб вытащить «Яву». Вот и ревела, пока Мишка на нее сам не наехал. Дров, однако, привез.

— Но ведь а как же без дров? — сказала жена.

— А надо все вовремя. Кто ж летом заготавливает. Зимой следует. К тому же и дровина жарчее... Я вот вам своих надумал возишко кинуть. Сухие что порох. С лесу-то чего вам везти.

— Но и там сухостойные есть, — сказал я.

— Так что, за каждой из них бегать, что ль? Не, я вам из своего запаса выделю. Сегодня-то уж из-за погоды не повезу, а как наладится, так сразу и кину... — Николай Иваныч передернул плечами. — И чего это у меня озноб не проходит? Где-то вот сидит в костях, зараза! Может, еще, что ли, рюмашку...

Но тут вошла Анна Дмитриевна, тоже в плаще, с накинутым на голову капюшоном.

— Во, расселся! — еще у порога закричала она. — Да никак еще и водку жрет! Пошто даете басурману этакому? Ходит, попрошайничает, тьфу! — Она ухватила Николая Иваныча за рукав и сдернула со стула. — Овцы разбрелись, а он тут прохлаждается, бесстыжий человек! И когда только удрал? Гляжу — нет и нет. Думала. — может, оправиться пошел, а он вон чего удумал. Иди, иди!

Она вытолкала его за порог и, отдуваясь, села у двери, чтоб не наследить. Отерла концом платка лицо.

— Пошто приучаете его? Не надо. Он меры не знает... У-у, бесстыжай! Оставил одну... А ты чего не хошь у меня молока брать? В этом году у меня корова ялова, молоко жирное на редкость.

— Да я ведь беру у Ксении.

— Ну, твое дело. А то я тебе сметаны накоплю да творогу. Прямо беда, — Анна Дмитриевна вздохнула, — принимают только утрешнего надоя, а дневное и вечернее хоть выливай. Много ли нам надо двоим. Да и творог иль сметану, куда их, на рынок, что ли? Прямо беда. Раньше внучата жили да телка была, так все в дело шло, а теперь некуда.

— А почему же не берут дневное и вечернее? — спросила жена.

— Не хотят. Тогда ведь надо и вечером и ночью на приемном пункте работать. Не хотят. А так-то как бы хорошо было. Хоть и комбикорма взять, за каждый килограмм надо пять литров молока вносить. Вот и сдавала бы за комбикорм, а так хлебом кормлю...

 

12 июня. Сидел на крыльце. Глядел сквозь дождевой навес на дорогу, на слившееся с небом поле. Досадовал, что вот столько уже дней никак не может наладиться погода. Глядел на озеро. Оно было в мутной пелене, тоже слившееся с тусклым небом. И не заметил, как на дороге появился Репей. На его голове был мешок углом, нижнюю часть его он стягивал к животу обеими руками.

— Эва, дьявол, как зарядил! — весело сказал он, вбегая ко мне под навес. Сбросил мешок, высморкался. — Вот сидишь и, поди-ка, ничего не знаешь, — пытливо взглянул он на меня.

— А что мне надо знать?

— А то, что Васька Морков под трактор угодил. Так большим колесом и перехватило по брюху. Ужасти!

— Как же это?

— А так, что не садись пьяный на трактор. Она, машина-то, пьяных не уважает. Вот и угодил под колесо. Бегу доктура вызывать.

— Так беги!

— Да вот отдышусь и побегу. Впрочем, теперь уж все едино — хоть беги, хоть не беги. Без толку. У него уж и нос стончался, и кровь со всех концов. Все! Я уж знаю, на фронте не одного такого предсмертного видал. Ему ж внутрях все смешало... Но, однако, все же побегу. — Он накинул на голову мешок, согнулся и запрыгал через лужи к дороге.

Я знал Василия Моркова — молодого мужика, высокого, белокурого, синеглазого псковитянина. Помню, даже полюбовался на него, когда увидал впервые. Он сидел на тракторе и о чем-то смешливо говорил со своим дядькой. И меня тогда не то чтобы поразило, но остановило мое внимание то, как держал он голову — чуть наотлет, и глядел на старика Моркова добродушно и ласково. В другой раз, это было в прошлом году, в конце моего отпуска, он шел в клуб с женой — статной женщиной, ростом вровень с ним. Был он в темно-синем костюме, белой нейлоновой рубахе без галстука, с непокрытой головой. С озера налетал ветер и трепал его светлые волосы. И еще я тогда подумал, что вот только в такой глубинке и можно увидеть чистокровных русаков. И вот его нет...

 

13 июня. Падера. Так называют местные долгое непогодье. Ветер и дождь. И днем и ночью. Бывает, заладит недели на две.

 

14 июня. Ветер с дождем и без дождя. И дождь без ветра, моросящий, какой-то осенний. А то вдруг словно прорвет и начинает хлестать. Все небо затянуто тучами. Идут и идут с северо-запада. И нет им конца и края... Хорошо, что есть занятие по дому. Сижу в своей мастерской, чиню стул. Надо посадить его на клей. Удивительно, в каждой мелочи нахожу удовлетворение. Это, наверно, потому, что с годами вырабатывается необходимость побыть одному, когда никто с тебя не спрашивает и никому ты не подчинен. Клей в миске, миска в кастрюльке с водой, кастрюлька на электроплитке. Вода клокочет, и клей становится жидким, впору для работы.

Неожиданно с улицы донеслись звуки духового оркестра. Траурный марш. Я выглянул в дверь.