Встреча на деревенской улице

Это я сказал подчеркнуто горько, чтобы он возразил: «Ну что ты, папа, ты еще молодцом! Рано себя списываешь». Но нет, не сказал. Даже горечи не услышал в моих словах. Видимо, отнес меня к той категории людей, которым только и осталось дожевывать государственный хлеб. А может, и вообще не думает обо мне. Что я для него? Человек безо всякой перспективы. И только. И на самом деле, что я для него, если каждое утро отправляюсь в молочный магазин за сырками, творогом, сливками. По пути захожу в булочную, и если приношу хлеб или батон черствые, то слышу упреки. Даже внук относится ко мне равнодушно. Дети — это открытая страница отношений между взрослыми. Я делаю ему подарки, пытаюсь сдружиться, но он все равно сторонится меня. И это ясно почему. Сын ко мне равнодушен. А невестка, Николкина мама, не стесняется даже при нем принижать меня. Стоит мне что-нибудь сказать, как она иронически замечает:

«Ты так думаешь?»

«Да. Так. А что?»

«А иначе никак нельзя думать?»

«А как бы тебе хотелось?»

«Мне? Мне — никак. Я не терплю, когда кто-то за меня думает».

«Тогда почему же ты спросила, как я думаю?» — видя, что она меня дурачит, начинаю нервничать я.

«Просто из любопытства, как ты можешь думать».

«Наверно, не хуже тебя!»

«Ну, когда начинается грубость, самое лучшее прекратить разговор», — сдержанно говорит она и уходит в свою комнату. Медленно уходит и внук. Все это он видел и слышал, стоя у дверей.

Самое мрачное это то, что мне никак не пробить стену равнодушия и бесцеремонного отношения ко мне. Даже Клава не хочет меня понять.

«Пока ты работал, к тебе и Валерий и Лиля относились хорошо. Не правда ли?» — как-то сказала она.

«Это верно. Но почему? Да только потому, что я бывал редкими наездами. К тому же приезжал с деньгами. И тогда не мешал ни сыну, ни его товарищам, ни подругам Лилиным сидеть за моим столом, есть, пить, смеяться».

«Нехорошо упрекать пищей...»

«Да разве я упрекаю. Я говорю, как было. А теперь...»

«Теперь ты ничего не делаешь, и это кого угодно может вывести из терпения».

«Ну, скажи, что мне делать?»

«Ну, этого я не знаю».

«Зато я знаю! Я лишний человек в нашей квартире. Вы привыкли жить без меня. Быть хозяевами. А теперь тут я. Отсюда и все вытекающие последствия. Да-да, только в этом, только отсюда!»

Жена молчит.

— Значит, я в прошлом? — говорю я Валерию.

— Да. Ну, это естественно. Всю жизнь в лесах, в болотах.

— Наверно, из-за меня и пошло: «дикий предок»?

Валерий засмеялся и, вздохнув, сказал:

— Мне кажется, еще никогда время так быстро не меняло сознание людей, как это происходит сегодня. Идет глубинный процесс переосмысления многих духовных ценностей. И ты не обижайся, что не шагаешь в ногу со временем. Не такие, как ты, отстают. А отстать — это значит вывалиться на полном ходу из вагона.

— Значит, я вывалился?

— Не о тебе речь. — И больше ни слова, отвернулся и ушел.

Никак, никак не хочет он включать меня в свой круг. Для него я вывалился из вагона. И поэтому совершенно неинтересен. Хотя и являюсь его отцом.

— Сегодня был митинг протеста против нейтронной бомбы, — сказал за ужином Валерий.

— Ты выступал? — спросила невестка, выбирая кусок ветчины попостнее.

— Да. Ты знаешь, раз от разу я все свободнее и ярче начинаю выступать с трибуны.

— Я рада... А как насчет квартиры?

— Андрей Глебыч твердо обещал. Хорошая будет квартирка. И совсем в центре.

— Как бы ее посмотреть? — Она выбрала кусок по вкусу, положила его на тарелку. В левой руке у нее вилка, в правой нож. Она ими ловко орудует. И Валерий так же ест. Наколет вилкой кусок ветчины, подхватит ножом немного горчицы, намажет и ест. Так же есть приучают и Николку. А я по старинке — ветчину на кусок хлеба и в рот, за что и получаю от жены укоризненный взгляд. Отстал, отстал, что и говорить. Но на изысканиях было не до таких тонкостей. Случалось с утра и до ночи ничего не есть. Так где уж тут? Была бы ложка побольше. Нет, я не к тому, чтобы оправдываться, но уж так получилось. Но и учиться есть с вилочки и ножичка не могу. Поздновато, да и смешно.

— Отличная будет квартирка. Отличная!

— Ну, а как все же насчет нейтронной бомбы? — спрашиваю, чтобы напомнить, что кроме них за столом есть еще и я.

Он недоуменно поглядел на меня.

— Что?

— Я спрашиваю, как с нейтронной?

— А! Мы ее запретили. Не волнуйся, ты от нее не пострадаешь. Мы не допустим! — сказал и продолжает разговор с Лилей.

Сердиться не надо. Валерий шутит. У него хорошее настроение, так почему бы ему и не пошутить?

— Да, папа, позвони Кунгурову, скажи, что я согласен заняться его материалом.

— А почему ты не позвонишь?

— Ну, так будет солиднее. К тому же, в тот раз ты сам хотел поскорее сообщить ему.

Ну что ж, пусть будет солиднее. Я набрал номер.

— Да-да, — тут же отозвался Игорь, будто он все время сидел и ждал моего звонка.

— Все в порядке, — сказал я ему. — Валерий ознакомился с твоими материалами.

— Ну, я ж тебе говорил, ему должно понравиться. Когда ж он теперь засядет вплотную?

— Сейчас спрошу. Валерий, ты когда засядешь вплотную?