Встреча на деревенской улице

— Почему большая? Нормальная. А для того чтобы быть соавтором, надо вместе писать... Но извини, мне надо работать. — И он склонился над столом.

Пришла Ирина, села со мной рядом на диван.

— Я с тобой, папа, вот о чем хочу поговорить. Даже хотела поехать. Все же нам надо как-то договориться насчет дачи. Почему мы должны жить на веранде, а Валерий в доме? Ты же знаешь, даже в июне бывает холодно, а в сентябре уже заморозки. Почему ему в доме? Тем более что он не всегда и живет на даче. У него и Дома творчества, и санатории. А у нас ничего нет.

Дмитрий втянул голову в плечи.

Я бессильно развел руками.

— Ты же знаешь, мать нянчила Николку, и ей удобнее было, чтобы рядом находилась Лиля. И они заняли комнаты. А теперь, если их на веранду, то ведь будет скандал.

— Но и мы так не можем. Я же вам не падчерица.

— Ну, зачем ты так говоришь...

— Скажи, а нельзя чередоваться с Валерием? Год он в комнате, год мы.

— Не знаю... Может, как-то пристроить еще комнату.

— У нас нет денег.

— Денег и у меня мало. От всех сбережений осталось две тысячи. А в пенсионные рубли не всегда уложишься. Кроме еды, еще есть расходы. Приходится добавлять...

— А ты поговори с Валерием. У него, наверно, есть деньги.

— Поговорю. Только вряд ли что выйдет.

— Да, — подал голос зять, — по-моему, на все это надо поставить хороший чугунный крестик!

— Ну, зачем уж так-то? — сказал я. — Что-нибудь придумаем. — И вполголоса, чтобы не слышал зять: — Вот ты говоришь, у вас нет денег, а почему тебе все же не взяться за монографию о Пластове? Вот и деньги.

— Для этого нужно сначала договориться с издательством.

— Так договорись.

— Ах, папа, ничего-то ты не знаешь. Ну, кто я? Никому не известный искусствовед. И никто не будет со мной заключать договор. А скажут: пишите, приносите, а там посмотрим. А я так не могу. Как без уверенности работать? Тем более если издательство захочет издать монографию о Пластове, то закажет известному искусствоведу...

Я гляжу на нее. Как она изменилась за последнее время, — пожилая женщина, а ей всего тридцать пять лет. Конечно, с дачей ей надо помочь, но как?

— Послушай, отец, что я тут вычитал, — подойдя к нам, сказал зять, держа в руке лист из рукописи. — Вот, слушай. — Голос его дрогнул. — «Осенью 1627 года в Мазовецких лесах, лежащих между Варшавой и Гродно, часто по ночам раздавался протяжный тоскливый рев. Жители окрестных деревень знали: это тоскует одинокая турица. Вскоре рев прекратился: турица погибла, и на земле не осталось ни одного тура». Представляешь? Все уничтожили люди. Ты только вдумайся в рев этой единственной на всем земном шаре одинокой турицы. Она зовет, и никто ей не откликается. Единственная, последняя!.. Вот так будет когда-нибудь и с людьми. Доиграемся со всякими бомбами до того, что на всем земном шаре останется, вроде той турицы, единственная женщина. Будет звать, выть, кричать, и никто к ней не придет, не отзовется. Никто! И она умрет от тоски, отчаянья и одиночества.

— Ну, не надо так мрачно, — сказал я, невольно содрогаясь от его слов.

— Действительно, хорошо, хоть дети не слышат, — сказала Ирина.

— А я и детям скажу. Про последнюю турицу должны все знать — и дети, и старики, — чтоб не было в будущем одинокой, последней женщины. — Он остро взглянул на меня, и в его глазах на мгновение промелькнули страдание и растерянность. — Слушай, отец, ты задумываешься о жизни?

— Естественно.

— А зачем она дана, жизнь-то, думаешь? Мне? Тебе? Ей?..

— Ой! — вскрикнула Ирина. — Совсем про чайник забыла. — Она вскочила и ушла.

—...Другому? Зачем она людям? — продолжал зять. — В чем наше высшее назначение, думаешь об этом? Вот мы появились на земле. Этому предшествовали миллионы метаморфоз. Миллионы лет природа создавала нас, разумных существ. И создала. А зачем мы ей? Для чего она создала нас? Неужели для того, чтобы губить ее в морях, океанах, лесах, пустынях, степях? Ведь мы же все уничтожаем! Все, что она дает нам. А может быть, мы — ошибка природы? Ведь может быть так, что природа, создав нас, совершила чудовищную ошибку и теперь своей жизнью расплачивается за нее. Ты думал об этом?

— Ну, не знаю, я бы так все же категорично не стал утверждать. Не все уничтожают. Есть такие, кто и защищает природу.

— А, брось, какие они защитники? Нет-нет, не возражай! Не хочу даже слушать! — Он махнул рукой и стремительно пошел к своему столу. Пить с нами чай он отказался.

— Чего это он такой взвинченный? — спросил я Ирину.

— Очень много работает. Но ничего, уже недолго осталось, в июле поедем на Юг. Хочется погреться. Буду целыми днями лежать на пляже, купаться и ни о чем не думать.

Дома разговор насчет дачи я даже не пытаюсь заводить. Знаю, ни к чему он не приведет. И с женой не стал говорить. А на другое утро поехал один. На месте будет виднее. К тому же посоветуюсь с Коровиным. Он из местных, плотник, живет неподалеку от меня.