Встреча от лукавого

– Нет, не говори. Никогда не сообщай свой адрес людям, которых ты не знаешь.

– Но я же вас уже знаю, дядя Костя.

– Логично.

Петька подошел к нам. Обнял меня и поцеловал в макушку – мы с ним всегда так, а я уткнулась ему в грудь, чувствуя запах его одеколона и еще какой-то очень знакомый запах – это же мой Петька, кроме него и Тоньки, у меня на свете больше никого нет.

– Лина, ты заболела?

Я киваю. Конечно, заболела. Неужели я скажу брату, что на самом деле произошло? Не скажу, ему этого знать не надо. А о Викторе рассказать придется – и тут Фролов мне поможет, потому что описывать эту мерзость я не хочу, а рассказать не могу. Ну вот, мужчины уже познакомились и пожали друг другу руки, молодцы.

– Лина, мы ненадолго… пока я квартиру сниму. Мы бы на даче пожили, да Тоне в школу надо, а ездить далеко, – бормочет Петька.

Я вопросительно смотрю на него. Около скамейки сумки и Тонькин рюкзачок. Так, похоже, не только моя семейная жизнь накрылась медным тазом. Только снимать квартиру теперь не требуется, у меня можно жить сколько угодно.

– Лина, иди, открывай дверь, а я помогу с вещами. – Фролов подтолкнул меня к дому. – Тоня, шагай с Линой.

– Я свой рюкзак сама понесу.

Мы поднимаемся по ступенькам, я очень не хочу встретить кого-нибудь из соседей. У нас в подъезде всего девять квартир, и люди живут в них столько, сколько я их помню. И отчего-то думают, что давнее сосуществование дает им право вмешиваться в дела других. Если кто-то не возражает, то я возражаю, и с некоторых пор – категорически.

Но сейчас меня донимать вопросами бесполезно, я немая.

Я открываю квартиру и вхожу. Боже, страшно-то как… Тапки Виктора и свекрови стоят около порога. У меня тапок отродясь не водилось – ненавижу их, и дома всегда хожу босиком.

Большой шкаф отражает мою перекошенную рожу, я беру себя в руки. Не надо из всего делать трагедию. Просто выброшу эти тапки прямо сейчас, всего делов-то. Ну вот, и нечего расстраиваться.

– Лина, а где твой муж?

Тонька помнит Виктора, хотя видела его довольно давно.

«Он здесь больше не живет».

Я показываю ей планшет, и Тонька читает. Хорошо, что она уже умеет читать.

– Понятно.

Тонька заглядывает в комнаты, идет на кухню, шебуршит в ванной. Фролов и Петька заносят сумки, а я стою в гостиной и слушаю свою квартиру. Она моя и не моя. Вот пуховый платок, которым свекровь обвязывала поясницу, тут же ее халат – она их так и не забрала. На полу носки Виктора, его домашние штаны в кресле, – видимо, собирался второпях, у него никогда не было привычки класть вещи на место. Второпях… могу себе представить! Звонит ему мать и говорит: только что мне сказали, что дело сделано, пора платить остаток денег. А Виктор ей: а фотографии и глаз? Свекровь ему: все, как надо, передадут при встрече. И он начал быстро собираться – расшвырял домашнюю одежду, может, на ходу что-то жевал, мать его! Все, не хочу об этом думать. Но как не думать, когда на каждом шагу их со свекровью вещи?

И мое трюмо с вывороченными ящиками. Украшения лежат аккуратной кучкой. Он их вытащил и подсчитывал, сколько выручит за них – возможно, на похороны хватит, и на киллера потратились, нужно как-то покрыть расходы…

– Лина!

Петька смотрит на меня со странным выражением. А, Фролов рассказал ему про киллера и прочее. Болтун – находка для шпиона.

– Почему ты мне не позвонила?

Глупо что-то спрашивать у человека, который не способен тебе ответить. И это сейчас великое благо, потому что ответ тебе, брат, не понравится. «Но я же позвонила, Петь, ты помнишь?»

– Ты ничего не сказала…

Не сказала потому, что смерть показалась мне тогда неплохой идеей. Мне очень не хотелось продолжать бессмысленную толкотню, к тому же я убивала этим сразу двух зайцев: решала свои вопросы и подкладывала громадную свинью мужу и свекрови.

– Не хотела поделиться?

Ну а даже если бы сказала. Что бы ты сделал, Петька? Нет, вышло так, как вышло, и толковать больше не о чем.

– А я развелся со Светкой.

Вот иначе я нипочем бы не догадалась! Да тебе давно надо было сделать это, я в толк взять не могла, зачем ты с ней жил столько лет, ведь я видела, что тебе она в тягость, как бывает в тягость застарелая болезнь почек, например. Вроде снаружи все более-менее нормально, а внутри постоянная ноющая боль, ограничения в питании и вечная температура тридцать семь и две десятых. Даже ради Тоньки не стоило терпеть. Хотя, конечно, чья бы корова мычала, а моей лучше жевать, чем говорить. Учитывая глаз в баночке.

Но сейчас все встало на свои места, и мы снова в этой квартире втроем, без чужих. Потом как-то наладим жизнь, и все будет хорошо. Главное, чтобы Светка не приперлась сюда – восстанавливать статус-кво. Потому что в таком случае я за себя не ручаюсь.

– Мы с ней договорились и оформили договоренность нотариально. Она отказалась от родительских прав на Тоню, а я оставил ей квартиру и машину. Никаких алиментов и никаких свиданий с ребенком. Все, будем считать, что ее просто не было.