Встреча от лукавого

– Туманище какой… – Фролов завел двигатель и включил обогрев. – Все, порядок, оставил их на попечение директрисы. Сыро на улице, противно. Может, подождать их и отвезти?

Тут два квартала, а мы с Петькой выросли в здешних дворах. Правда, школу мы посещали другую, но все вокруг нам обоим знакомо, хоть глаза завяжи.

– Хотя брат твой тоже отчасти местный…

Я киваю. Сколько было всего на этих улицах, когда еще стояли старые дома, когда во дворах было полно детей, и мы сами ходили в школу и из школы, не то что теперь: отвести ребенка, привести, да на улицу чтоб одна ни-ни. Вот времена настали, ребенка восьми лет невозможно одного отпустить на улицу, того и гляди, случится что-нибудь скверное. Пьяные, а то и обдолбанные водители, и подростки, не знающие, куда себя деть, и от этого сверх меры агрессивные, и бродяги, да мало ли опасностей подстерегает на улице маленькую девочку? А еще я знаю, что в школах тоже случается всякое… но тут уж возьму на вооружение опыт бабушки Маши и при малейшем намеке на конфликт буду реагировать, как положено.

Многие скажут: нечего лезть в детские конфликты, но дело в том, что в последние годы все чаще детские конфликты заканчиваются смертью одной из сторон. В обществе растет градус ненависти – к иноверцам, инородцам, к соседу, более удачливому, к коммерсанту – более богатому, да вообще причины для ненависти всегда находятся, и дети впитывают ее, как губки, и становятся более жестокими. Вот в моем детстве – ну, поссорились, даже подрались, но на этом все. Никому в голову не приходило собрать банду, подстеречь обидчика и убить. А сейчас это вроде и не удивляет никого. Нет, граждане, наша Тонька будет находиться под пристальным присмотром.

– Холодно… Вот, печка заработала, ты как, не замерзла, ожидая? Потому что я, пока добежал от крыльца до машины, продрог.

Да понятно – осень, а у нас не Африка. Что за дурацкий климат – большую часть года приходится кутаться в сто одежек! Хотя, безусловно, в этом есть свои плюсы. Например, нет такого количества ядовитых змей, и разные жуткие болезни нас тоже не касаются, в холоде бактерии гибнут. Чаще всего так и бывает – там, где минус, нужно поискать плюс, и этот плюс обязательно найдется.

Зазвонил телефон, у меня сейчас истерика начнется, ей-богу. Ну вот, звонит Реутов.

– Дай сюда. – Фролов забирает у меня трубку. – Привет, Дэн. Нет, попал правильно. У Лины ларингит, она говорить не может. Нет, совсем. Да, сейчас привезу.

Отдав мне трубку, Фролов стал перестраиваться в другой ряд – молча, не говоря ни слова. Хорошенькое дело. Я что, пустое место?

– Лина, взяли Колесова, и он поет как птица. Дэн хочет, чтоб ты это послушала.

Песни Колесова? Забавно. Зачем мне это? Я, конечно, с удовольствием посмотрю на самого Дэна и даже послушаю, что он говорит, но снова сидеть в его кабинете и чувствовать на себе злобные взгляды убийц-неудачников мне не хочется. Но, похоже, у меня нет выбора.

– Это очень удачно, что ты не способна говорить. – Фролов припарковал машину и посмотрел на меня. – Сиди, молчи, кивай головой. Нужно разгрести кучу дерьма, посреди которой тебя угораздило приземлиться. Кто такой Мирон?

Вопрос прозвучал неожиданно, я понимаю, что Фролов давно хотел его задать и застать меня врасплох, а потому я изумленно округляю глаза. Надеюсь, он понимает, что я впервые слышу о каком-то там Мироне.

– Да ладно. Вы с Ольгой о нем говорили.

Трындеж и провокация. Если мы и говорили, то наедине, Фролов этого слышать не мог. Или же по телефону. Тоже не мог. Так откуда он знает? Нужно подумать. Я смотрю на Фролова невинным и недоумевающим взором и непонимающе качаю головой, уж если он сейчас мне не поверит, то он прожженный циник.

– Ладно, проехали. – Фролов кивает на здание полиции. – Идем, Реутов ждет.

Дэн и правда ждет. На столе большая кружка с чаем и пара бутербродов на тарелке. Видимо, он привык жить на работе, но питаться бутербродами очень вредно, там сплошной холестерин, к тому же сухомятка, для желудка просто смерть.