Встреча с Анатолием Ливри

Диалог А. Ливри и Д. Фьюче

Главной задачей сайта я считаю сохранения живого восприятия философии Ницше, солидарное взаимодействие или просто контакт со всеми мыслителями, которые держат именно ницшевское направлении мысли, не давая угаснуть её импульсу. Вот и сегодня мы поговорим о твоей ницшеанской книге «Физиология Сверхчеловека» (введение в третье тысячелетие).

А.Л. Знаешь, к интервью я не привычен. Обычно я либо выступаю в режиме монолога по радио, либо читаю лекции, либо веду семинары. Интервью я предпочел бы диалог.

Д.Ф. Хорошо. Я прочитал твою книгу и хотел бы, чтобы наш сегодняшний разговор вызвал и у других людей желание с ней познакомиться, чтобы он предварил их ожидание некими авторскими замыслами, поисками, направлениями, чтобы дал понять то, что тобой движет. Зачем была написана эта книга? И почему именно Ницше, выражаясь твоими словами, стал «предводительствовать торжественному шествию твоего труда»?

А.Л. Ницше – это самая телесная философия. В юности это меня совершенно шокировало, было настоящей оплеухой – в 14-15 лет прочестьТак говорил Заратустра. С тех пор странным образом всё так получается, что Ницше меня всю жизнь как бы ведет. Что бы я ни делал, связано с Ницше, а вся моя жизнь и творчество есть доказательство верности определенных его постулатов. 

За последние 15 лет я стал немецким философом и эллинистом, и когда я читаю древнегреческие тексты, которые сами питаются мудростью еще более древней, персидской, я проникаюсь единством мирового культурного пространства. Когда на страницах древнегреческих текстов я нахожу некую взрывоопасную ситуацию, тут же у Ницше я нахожу мысль, которая это подтверждает. Складывается такое впечатление, что Ницше через греков установил связь между собой и древней персидской мыслью, которую сегодня нам уже не дано прочесть. И чем больше я это изучаю, тем больше в этом убеждаюсь: каждой взрывоопасной мысли греков соответствует такая же взрывоопасная мысль Ницше. И я не нахожу больше никаких иных философов ни до, ни после Ницше (кроме, пожалуй, частично, Шопенгауэра), которые делали нечто подобное. Здесь происходит то, что выражено в притче о великанах, говорящих друг с другом в горах через века, а где-то там внизу под ними бегают карлики, которые слышат громоподобные голоса, только не могут разобрать в них смысла, однако чувствуют, что что-то там происходит наверху – ведь гром гремит. Иногда ради шутки великаны сбрасывают карликами некоторые свои мысли, которые те, конечно, не могут постичь. Читая Ницше, я могу поучаствовать в этом диалоге великанов через тысячелетия, и я могу прочувствовать это уже как профессиональный эллинист. 

И тут происходит такая странная вещь. Университетская публика, когда я говорю о Ницше как его последователь, называет меня «сумасшедшим», «бандитом» и пр., но когда я пишу то же самое как эллинист, они же меня признают и публикуют – начиная с той же Сорбонны или Гумбольдского университета.

Д.Ф. Ты хочешь сказать, что почти никто не схватывает, не понимает этой глубинной связи Ницше с древнегреческой и древнеперсидской опасной мудростью?

А.Л. Да. И если, вследствие этой ситуации, я в первых моих работах не часто упоминаю Ницше, то теперь я чувствую себя свободнее и прямо говорю, что вот, это Гераклит, это Еврипид, это Эсхил, а это – Ницше. И между ними особо никого нет. И в Университете это начинают принимать, потому как не принять данную очевидность уже не могут. 

По этому поводу важно также отметить существующий гигантский пробел в изучении Ницше как эллиниста. Ведь все ницшевские динамитные истины происходят из упомянутой древности, и прежде всего через Гераклита. Однако, очень мало ницшеведов годами изучали эти древние тексты так, как это делал Ницше, а уровень существующих многостраничных интерпретаций фраз Гераклита изDiels&Kranzнедостаточны. Я снова прохожу весь этот многовековой путь мысли: Гераклит – Ницше, способом, схожим с набоковскими шахматными задачами. Главной целью является – не выбрать наикратчайшую дорогу, но соединить Греков и Ницше через кругосветное путешествие, на нюансированно-ницшевском уровне, доступном немногим.

Д.Ф. А ты можешь как-то ясно продемонстрировать, что за греками стоит именно утраченная персидская мудрость. Почему, например, не индийская, не китайская?