Встреча с Анатолием Ливри

А.Л. За этим стоят определенные философско-религиозные доктрины, родившиеся, конечно, в Индии. Индия их утеряла, но потом через Персию, через зороастризм, они проникли в древнюю Грецию, пустили там корни, были эллинизированы. Потом произошли странные феномены, над которыми я сейчас работаю, такие, как возрождение митраицизма в Риме – Грецию победившим, но порабощённым её культурой. Эта тысячелетняя и вроде бы, на первый взгляд, чуждая европейцам религия неожиданно ислучайнодостигла мощи необычайной. Когда византийский император Юлиан-«Отступник» вернулся к этой древне-персидской религии, он тут же былутянутею на Восток, возжелав переместить весь свой этнос – Империю и греческую литературу – в сторону рождения Митры, к Родине Заратустры. И так происходит всегда: всякий раз, когда эти митраистические, древне-арийские тенденции заново переживаются западными, иссушенными нациями, эти народы вдруг оживают, испытывая исступлённую жажду умереть в своём расовом Боге, и тотчас их физически утягивает на родину Бога, в Персию.

Д.Ф. Времена Юлиана – это как раз времена раскола Римской империи и основание восточной римской империи со столицей в Константинополе?

А.Л. Да. Ницше, кстати, тоже пишет об Юлиане. Это времена «последнего шанса Рима снова» стать Римом, но уже арийским Римом. Правление же Юлиана – подготовка к войне и сам поход – длилось всего 20 месяцев – с ноября 361 по июль 363 года.

Д.Ф. Расскажи чуть подробнее, что именно тогда произошло.

А.Л. Юлиан приходит к власти уже в христианском Риме, столица которого носит имя первого христианского императора КонстантинаI-го и выстроена на месте старой эллинской колонии Византии. Официально Константинополь стал столицей империи в 325 году, за 36 лет до коронования Юлиана. Поэтому долгое время Юлиан вынужден был быть христианином, хотя в юности получил митраистическое крещение, т.е. он должен был долго скрываться. Будучи кайзером в Галлии, в Лютеции (современный Париж), Юлиан считал себя не римлянином, а греком, греческим поэтом и философом, он переходит все границы «социальной нормальности» – ибо устанавливает свой собственный мир – так, например Юлиан и пишет об этом в своих письмах Саллустию «Я такой же кельт, как и ты, следовательно – грек». Этот наследник Флавиев отрекается от Рима, как бы утрачивает собственную кровь, и через греческую литературу, приходит к древней мудрости Митры, возвращается как отступник к арийской религии. Происходит тотальная подмена личности. Он презирает латынь, начинает писать исключительно по-гречески, он презирает христианство и становится императором-папой митраицизма, императором-отступником. Он рад, счастлив своим отступничеством, взрывает изнутри христианскую церковь, бывшую к тому моменту уже установившейся структурой, которую Юлиан использует, вводя туда Бога Митру.

Д.Ф. Думаю, что здесь было бы неплохо дать твоё понимание митраицизма.

А.Л. Митра – персидское слово, обозначающее одновременно и венец и имя бога, впервые упоминается Геродотом. Юлиан-гомерид изобрел же <литуратурный> термин – «Митра-Аполлон» (см. концовку его «Пира»), которого считал своим богом и отцом. Митра – солнечная ипостась Диониса, который в принципе является богом мрака. Гелиос, снова становится во главе имперского пантеона. Возрождаются элевсинские таинства, участие в которых столь же не рекомендовалось при КонстантинеII-oм, как обед за столом господина Ж.-М. Ле Пена университетскому профессору. 

После такого теологичекого переворота, совершённого Юлианом – Папой митраицизма – он, уже какimperator, ведет свои легионы в Персию.

В это время к нам подходят официантки и разливают в стопочки русскую водку, извиняясь за отсутствие русской икры. По странному совпадению сегодня в ресторане русский день. Но мы с Анатолием отказываемся интенсифицировать наш разговор возлиянием в кровь псевдо-дионисической жидкости, шутя, что пусть это делают те, кому это еще нужно, кому не хватает дионисийства собственной крови.

Смерть Юлиана – неудавшийся случай для всего Запада обрести некогда, из-за диалектики утраченную экстатичность. Этот случай я хотел бы ему предоставить ещё раз.

Д.Ф. Я хочу особо поговорить о той взрывоопасной мудрости, которая звучит у древних греков как эхо персидской мудрости, а у Ницше как эхо греческой. Что это за взрывоопасная мудрость?