Встреча с границей

На первой уборке только фотографов и не хватало. Петька вошел в конюшню — и глаза на лоб. Еще бы! Справа и слева выпирали из стойл страшные лоснящиеся крупы лошадей. Закрепленная за ним Быстрая стояла посредине конюшни, но Петька не мог сделать и одного шага от ворот, точно врос в глинобитную дорожку.

Сержант Гришин осведомился, что же делал Стручков до прихода в пограничные войска. Спросил затем, чтобы навести Петьку на правильные размышления. Но тот не понял, назвался учащимся. Сержант подозвал Лягутина, наблюдавшего за этой сценой.

— Вы тоже из учащихся?

— У нас всеобщее обязательное обучение, — - сказал Ванюха, недобро косясь на Петьку.

— Ну вот что, учащийся, становитесь между земляком и мной.

При двух телохранителях Петька добрался до своей Быстрой, но в стойло не пошел.

— Кто же подходит к жеребцу сзади? — брякнул Петька.

— Условимся сразу: это не жеребец, а кобыла. Это во-первых. Во-вторых. Лошадь умное животное и того, кто за ней ухаживает, никогда не обидит. Да смелее, смелее! — подбадривал Гришин.

Не давалась эта наука и Иванову-второму. Правда, тот был горд, самолюбив и старался показать, что ему неведомо такое чувство, как страх. Но чтобы все-таки не заходить к своему коню от крупа, он схитрил, пополз под кормушками. И возможно, все бы сошло благополучно, не встань на его пути вороная кобыла Машка, не терпевшая неправильных ходов. Она примерилась к нему одним глазом и хватила зубами за то самое место, которое было к ней ближе. Солдат дико вскрикнул и вжался в проем между двух деревянных опор. Сержант сделал вид, что ничего не заметил, зашел в стойло к Машке и вложил ей в рот кусочек сахару. Кобыла понимающе замотала головой.

Иванову-второму я сочувствовал. Он горожанин. О мощности в одну лошадиную силу знал, но не думал, что эта сила еще и кусается.

Чистка лошадей помогла нам изучить их повадки. И о некоторых из этих лошадей стоило бы рассказать особо.

Б ы с т р а я. Сивая низкорослая кобыла с маленькой головой и большим брюхом. Такое прозвище дали ей, очевидно, в насмешку за то, что спала на ходу. На нее сажали самых безнадежных. В данный момент она была закреплена за Стручковым.

Р е з в ы й. Каурый жеребец, вполне оправдывавший свою кличку. С первого раза никого не подпускал к себе с седлом. Да и на пятый, на десятый не знаешь, что он выкинет: вздыбится, взметнет до небес копытами, рванется в сторону или внезапно остановится на всем скаку. И каждая из этих выходок одинаково коварна. Разница только в том, куда свалится седок: вправо, влево или махнет через голову.

М а ш к а. Вороная, тонконогая красавица венгерских кровей. Она была не капризна, как Резвый, а строга. Ее умные, с крупными белками глаза, казалось, предупреждали всадника: если ты осмелился сесть на меня, так уж потрудись гарцевать как следует. Иначе... Неуклюжих наездников она чувствовала уже по посадке. Качнет разок-другой в седле для приличия и вдруг без разбега перемахнет через прясло и понесет в чисто поле. А спустя несколько минут возвращается в манеж тем же путем, но уже без седока. За ним посылают повозку и закрепляют прозвище: Машкин ухажер. О таких рассказывают десятки анекдотов. В местах их падения вбиты именные колышки, так как вороная кобыла не имеет привычки сбрасывать свои жертвы в одном месте.

Остальные животные были спокойны нравом. И под седлом шли, и повозкой не брезговали. От каждого принимали подарки и каждого равномерно трясли в манеже по четыре часа в неделю.

* * *

Сегодня было третье занятие. У Петьки Стручкова заело еще на конюшне. Он гремел цепью по обитой железом кормушке и яростно чертыхался.

— Коля, пособи цепь распутать, — позвал он меня. — Какой-то идиот узлов накрутил.

— Хочешь, помогу вспомнить этого идиота? Утром не ты ли водил на водопой свою Быструю? — Петька сглотнул обиду: седлать-то надо. — Сними недоуздок и оставь на кормушке, — посоветовал я.

— Да, а она вырвется!

Я невольно улыбнулся. Быстрая стояла, понурив голову до самой земли.

На этот раз занятие началось не совсем обычно. Мы выровняли лошадей, держа их под уздцы, и стали ждать привычной команды: «Садись!» Но ее не последовало. На манеж въехали всадники на строгой Машке и норовистом Резвом. Этих лошадей в нашу смену не допускали. На Машке гарцевал рядовой Янис Ратниек, высокий, статный, широкоплечий, с крупным продолговатым лицом и светлыми волосами. Он легко подпрыгивал в седле. Корпус прямой. Ремни уздечки в левой руке. Янис нежно перебирал ими, выравнивал бег кобылы.

Машка шла крупной рысью, высоко подбрасывая колени передних ног. Шея выгнута по-лебединому. Тонкая шерсть отливает вороненой сталью. Взгляд ласковый, благодарный. Глядя на нее, невозможно поверить, что это она откалывала дикие номера со своими «ухажерами».