В год своих психоаналитических сеансов я сидел как на иголках, дожидаясь появления Зигфрида. Иногда приходилось и подождать: в те дни Зигфрид состоял из смеси схем хичи и программ, составленных людьми, и ни одна программа не принадлежала моей жене Эсси. Эсси — очень хороший специалист. Миллисекунды, требовавшиеся для ответа, превратились в нано-, пико-, фемтосекунды [9], и Альберт оказался способен отвечать в реальном времени, как человек. Нет, лучше человека!
И вот когда Зигфрид сразу не появился, у меня было такое ощущение, как при включении света: он не загорелся, значит, где-то перегорело. Не станешь терять время, снова и снова включая его. Просто знаешь.
— Не теряй времени, — сказала у меня за плечом Эсси. Если голос может быть бледным, то таким был ее голос.
Я повернулся и потрясенно улыбнулся ей.
— Вероятно, положение хуже, чем мы думали, — сказал я. Лицо у нее тоже бледное. Я положил свою руку ей на руку. — Это возвращает меня в прошлое, — сказал я, чтобы занять время и не думать о том, насколько хуже. — Когда я встречался на сеансах с Зигфридом, самое трудное было ждать, когда он появится. Я всегда нервничал и… — Ну, я начал болтать. И мог бы продолжать вечно, если бы по глазам Эсси не увидел, что больше не нужно.
Я повернулся и одновременно услышал его голос:
— Мне жаль слышать, что для вас это было так трудно Робин, — сказал Зигфрид фон Психоаналитик.
Даже для голографической проекции Зигфрид выглядел неважно. Он сидел неудобно просто в воздухе, сложив руки на коленях. Программа не потрудилась добавить стул или блокнот. Ничего. Только Зигфрид. Выглядел он так же, каким я его помнил, но чувствовал себя явно неловко. Посмотрел на нас пятерых — мы все смотрели на него — и вздохнул, прежде чем вернуться ко мне.
— Ну, Робин, — сказал он, — не скажете ли, что вас беспокоит?
Я слышал, как Оди Уолтерс набрал воздуха, чтобы ответить ему, как Джейни щелкнула языком, чтобы остановить его, потому что Эсси покачала головой. Но я на них не смотрел. Я сказал:
— Зигфрид, старая жестянка. У меня проблема как раз по твоей части.
Он смотрел на меня, нахмурившись.
— Да, Робин?
— Фуга [10].
— Случай серьезный?
— Очень.
Он кивнул, словно ожидал этого.
— Я предпочел бы, чтобы вы не пользовались медицинскими терминами, Робин. — Он вздохнул, пальцы его сплетались и расплетались. — Скажите мне. Вы просите меня помочь вам самому?
— Не совсем, Зигфрид, — признался я. В этот момент вся игра могла рухнуть. Мне кажется, она чуть не рухнула. Зигфрид какое-то время молчал, но не сидел неподвижно — пальцы его сплетались, а когда он шевелился, вокруг его тела в воздухе появлялся голубоватый ореол. Я сказал: — Это мой друг, Зигфрид, может, самый близкий друг в этом мире, и у него серьезные неприятности.
— Понятно, — сказал он, кивая, словно действительно понял. Но, я думаю, так оно и было. — Вероятно, вы знаете, — заметил он, — что вашему другу нельзя помочь, если он не присутствует здесь.
— Он присутствует, Зигфрид, — негромко ответил я.
— Да, — сказал он, — я так и думал. — Пальцы его теперь были неподвижны, и он откинулся, словно на спинку стула. — Ну, а теперь расскажите мне о нем и, — с улыбкой, которой я обрадовался, как ничему в жизни, — на этот раз, Робин, если хотите, можете пользоваться специальными терминами.
Я услышал, как за мной негромко выдохнула Эсси, и понял, что мы оба затаили дыхание. Я взял ее за руку.
— Зигфрид, — сказал я, начиная надеяться, — я понимаю, что термином «фуга» обозначается бегство от реальности. Если кто-то оказывается в двусмысленной ситуации, прости, я хочу сказать, если он оказывается в положении, когда одно мощное побуждение противостоит другому столь же мощному, он не выдерживает этого конфликта и отворачивается от него. Делает вид, что конфликта не существует. Я знаю, что смешиваю несколько школ психотерапии, Зигфрид, но правильно ли я выразил общую мысль?
— Достаточно близко, Робин. Во всяком случае я понял, что вы хотите сказать.
— Например, — я помолчал, — человек глубоко любит жену. Он узнает, что у нее связь с его близким другом. — Я почувствовал, как Эсси сжала мне руку. Я ее не обидел: она просто подбадривала меня.
— Вы смешиваете побуждения и эмоции, Робин, но это неважно. К чему вы ведете?
Я не позволил ему торопить себя.
— Или другой пример, — сказал я, — религиозный. Человек, искренне верующий, обнаруживает, что Бога нет. Ты следишь за мной, Зигфрид? Он искренне верил, хотя знал, что многие умные люди не разделяют его веру, и вот понемногу он начинает убеждаться, что они правы, и наконец эти доказательства становятся настолько убедительны…
Он вежливо кивнул, слушая, но пальцы его снова начали извиваться.
— …что он наконец принимает квантовую механику, — сказал я.
Это второй момент, когда вся игра могла провалиться. И, мне кажется, едва не провалилась. Голограмма сильно замерцала, и выражение лица Зигфрида изменилось. Не могу сказать, каким оно стало. Я не узнал его, лицо словно смягчилось и потеряло четкость.
Но когда он заговорил, голос его звучал устойчиво.