- Я не поеду. Я не собираюсь увольняться из обсерватории,-- повторил я гневно.
Марк стоял рядом со мной. Он-то знал, как мне не ко времени было уезжать отсюда...
Подошла Валя Герасимова.
- Тебе совсем не надо увольняться, Коля! - Валя неприязненно взглянула на Казакова.-- Тебе дали временно вторую группу инвалидности. Надо эту возможность использовать для лечения. А через полгода ждем тебя здесь.
- Никто его не собирается увольнять! - зло бросил ей Женя. Уговаривали меня долго и нудно. Паспортистка подчеркнуто смотрела на часы-браслетку. Я упирался. Все равно бы они меня не уговорили, но вмешалась сама судьба. Валерий Ведерников принес мне радиограмму от бабушки.
Все смотрели, как я, бледнея, читал радиограмму, а потом быстро спрятал ее в карман.
- Ладно, сейчас принесу паспорт,- не своим голосом сказал я,- можете выписывать.
Кажется, им всем очень хотелось узнать, что было в радиограмме. Но я отнюдь не собирался это разглашать. На Ведерникова можно положиться. Радиограмму я показал только Марку. Вечером, когда он вернулся с работы. Но об этом потом. Вечер еще не скоро наступит. День был очень долгий...
Я ушел к себе, как только все оформил. Выдвинул из-под кровати чемодан. Надо было собраться.
Вот уж воистину: пришла беда, отворяй ворота! До чего же все плохо складывается! А Лиза... Я посмотрел на часы. Как раз сейчас свободна. Почему она не зайдет ко мне? Знает, что уезжаю. Разве ей не о чем поговорить со мной перед отъездом? Я прислушался, злясь на себя, что прислушиваюсь, жду. Самому пойти к ней... Но это бесполезно. Я уже приходил так, поговорил с Алексеем Харитоновичем, Лиза грустно молчала, опустив глаза.
Кто-то остановился перед моей дверью. Постучали.
- Войдите! - крикнул я, зная, что это не Лиза. Это был Сергей Авессаломов.
- Не помешал? - спросил он.- Я слышал, ты завтра уезжаешь, и вот зашел проститься.
Он неуверенно смотрел на меня - как-то его примут? В обсерватории он не был ни разу. Сергей был одет в короткий полушубок из оленьего меха, на голове шапка-ушанка, обычная на Севере. Я предложил ему раздеться, и он повесил то и другое на вешалке за дверью. Остался в поношенном сером костюме и черной шелковой рубашке, аккуратно застегнутой на все пуговички. Галстук он не носил. Волосы он, видимо, накануне вымыл, и они еще больше, чем всегда, походили цветом на спелую пшеницу и, рассыпаясь, падали на лоб и на глаза. Он нетерпеливо дергал головой. Я его усадил, а сам сбегал на камбуз за чаем и кое-какой закуской. Конфеты и печенье у меня были. Накрыл на стол, убрав книги и тетради на полку.
- Сколько у тебя книг! - сказал Сергей, с восторгом оглядывая стеллажи.
- Здесь и мои, и Марка. А ты любишь читать?
- Романы не очень, там ведь все выдумано. Я больше люблю про животных...
Сергей внимательно смотрел на меня. Глаза у него были большие, синие, чуть выпуклые. Вообще это был красивый парень! Его портило только выражение не то что затравленности, а какого-то ожидания плохого. Будто он ждал, что его сейчас вот-вот ударят. Он даже втягивал иногда голову в плечи и щурился. Несомненно одно, жизнь отнюдь не баловала этого парня.
Я налил ему и себе чаю, сделал бутерброды. Он стал есть, посматривая на меня исподлобья, и вдруг спросил:
- Ты, конечно, не веришь в бога?
- Нет.
- Но ты же не можешь знать точно, есть он или нет?
- А ты верующий? - Я не удержался от улыбки.
- Прежде не верил,- серьезно сказал Сергей.- Рос-то я среди неверующих. А сейчас меня вопросы одолели. Если по-ученому на них не ответить, то значит... Случай с тобой вот тоже...
Кажется, я покраснел.
- При чем здесь случай со мной?
- У тебя дух оказался выше телесной немощи.
- Но когда фашисты пытали партизан, требуя выдать...
- Понимаю,- перебил он,- и у них дух был сильнее тела, если они шли на смерть. Когда Гусь бил тебя смертным боем, я вдруг подумал: "А если бог есть и все видит?"
- Однако за меня вступился цыган Мору, а не ты! - не удержался я.
- Ну, правильно. Я же еще был прежний, скот и подонок. Но когда Гусь бросился с ножом на Мишку, я первым вступился...
Сергей вздохнул прерывисто, как вздыхают дети, наплакавшись.
- Не могу больше ни ругаться, ни слушать. Обрыдло. Почему же обрыдло вот так сразу? Если бога нет, то откуда произошло угрызение совести? Может наука объяснить?
- Может,- мрачно сказал я. Меня грызло свое горе. Сергей немного подождал, что я скажу, но я молчал, и он продолжал:
- Люди - везде люди, плохое переплелось с хорошим так, что не растащишь. Но есть же просто хорошие? Целиком?
- Конечно, есть. Когда человека что-нибудь захватит целиком и он уже о себе не думает, о своей выгоде, а лишь о том, чему посвятил свою жизнь.
- Кабы ты знал, Коля, как мне хочется жить спокойно. В монастырь бы ушел. Ты только представь. Тишина... Кругом лес, огороды, пасека. Все любят друг друга, как братья. Да вот насчет бога-то еще сомненье берет...
- "Братья" - усмехнулся я.- Сергей, а за что ты в колонию попал?
- А за хулиганство же! Я малый-то был озорной, а как подрос, просто спасу нет. Вся семья у нас какая-то пропащая.
- Что ты!