Встреча с родиной

«Я проснулся в то утро в своем окопе от сильной вибрации. Руки были напряжены, кулаки скрючены, как будто меня отправили в нокаут и тело непроизвольно напряглось. Пока я пытался вернуть конечностям подвижность, раздался выход и через пару секунд прилет в районе моего окопа. Тряхнуло на столько сильно, что кажется все внутренности местами поменялись. Начинаю отсчитывать время по секундам: через 45 секунд ещё один прилет. После него сразу выбегаю из окопа, по пути хватаю автомат, каску, бегу к АГС. Рядом с орудием ещё один окоп, ныряю туда щучкой и в этот момент прилетает еще раз. Я высунул голову из окопа и обалдел, когда увидел куски земли размером с большой арбуз, которые летали по всей посадке. Артиллерия стихла, за дело принялся танк. Он начал работать примерно по тем же координатам, добивая тех, кого не смогла добить стволка.

В то утро мы потеряли нашего товарища с позывным «Грешник». Он сидел в окопе, без единой царапины. Мы сразу даже и не поняли, что он мертв, думали спит. Но, несмотря на внешнюю «целость», внутри у Грешника все было перемолото взрывной волной. Ополченцам, что стояли ниже нас по той же посадке, повезло еще меньше. У них разом завалило в окопе 6 бойцов – прямое попадание снаряда в крышу».

Рядом с моей позицией, в 50 метрах, было два окопа. Там жил расчет ПЗРК, так как в районе Белогоровки начали слишком активно работать вражеские вертолеты. Я очень надеялся увидеть, как они работают по воздушной цели, но увы. Все они были очень приятными парнями, постоянно гоняли чаи, в мороз прятались у них от ветра. В окопе у них был газовый баллон объемом литров десять. В холодную погоду мы накрывали вход одеялом и грелись около горящей конфорки. Один, я помню, с позывным «Ранет», уже был участником СВО, воевал за БАРСов где-то в Харьковской области. Рассказывал, как они градом сожгли танк, потому что заранее выяснили, на какой частоте сидит командира их расчета, сильно уменьшив временной промежуток с передачи координат до нанесения удара. По его словам, при спешном отступлении хохлам «подарили» целый батальон новеньких Т-90 «Прорыв». До СВО он был контрактником в одном из дивизионов ПВО. Он довольно много знал про нюансы работы тех или иных боевых машин. Например, что у ЗРК «Тор» пропадают тормоза, если дать движку свыше 3000 оборотов, и на его памяти был случай, когда срочник-мехвод, не знающий этой особенности, кувыркнул этот ЗРК с погрузчика. Другой боец, честно не помню его позывной, прямо с передка СВО уехал в Латинскую Америку. Тогда только начался набор на это направление и брали по желанию, ограниченное число специалистов. Такой вот финт ушами – из грязных донбасских степей в солнечные фавелы. Мне такой возможности не представилось, хотя мысль уехать в теплые страны после сурового осеннего степного климата, признаюсь, соблазняла.

Дни превращались в рутину, и время от этого ускорялось. Али активно проявлял интерес к орудию, я обещал ему, что при первой возможности дам ему выстрелить. Сова был больше по хозяйству. Он мог приготовить ужин из содержимого сухпая, заготавливал дрова на ночь и прибирал в блиндаже.

Симбиоз у нас был идеальный, мы вообще не конфликтовали. Часто общались о доме, о любовных делах. Я рассказывал, как ссорился и мирился с женой, уезжал из дома, потом возвращался. Сова многозначительно молчал, потом выдал философскую фразу: «Любовь – это боль». Мы с Али переглянулись и засмеялись в голос. Глубокие мысли Совы всегда очень смешно звучали. Как-то он произнес очередную фразу, смысл которой я так до сих пор и не понял:

– Кто-то желает, а мы уже мечтаем.

– Почему так?

– Ну я вот так считаю.